– Убейте их, господин, – сказал Алдхельм Этельреду, продолжая смотреть на меня.
– Если хочешь с ними сразиться, – проговорил я, – это твое право, но я от него отказываюсь.
На мгновение оба они – и Этельред, и Алдхельм – боролись с искушением обвинить меня в трусости. Я видел это по их лицам, но и они увидели на моем лице нечто такое, что заставило их передумать.
– Ты всегда любил язычников, – с глумливой улыбкой сказал Этельред.
– Я так их любил, – сердито проговорил я, – что провел два корабля через разрыв в мосту в темноте ночи!
Я показал туда, где торчали зазубренные обломки опор моста.
– Я привел людей в город, кузен, и взял Ворота Лудда, и выдержал у ворот такую битву, которую никогда не хотел бы выдержать снова. И в этой битве я убивал для вас язычников. И – да, верно, я их люблю.
Этельред посмотрел на брешь в мосту. Там непрерывно взметались брызги, вода падала в разлом с такой силой, что древний деревянный настил дрожал, и до нас доносился гулкий шум реки.
– Тебе не приказывали являться сюда на кораблях, – негодующе заявил Этельред.
Я знал – мои поступки возмущают его потому, что могут уменьшить славу, которую он ожидал обрести, взяв Лунден.
– Мне приказали вручить тебе город, – ответствовал я. – Ну так вот он!
Я показал на дым, плывущий над холмом, над которым звенели крики.
– Твой свадебный подарок, – сказал я с издевательским поклоном.
– И не только город, господин, – обратился Алдхельм к Этельреду, – но и все, что в нем находится.
– Все? – переспросил Этельред, словно не мог поверить в такую удачу.
– Все, – жадно проговорил Алдхельм.
– И если ты благодарен за это, – угрюмо перебил я, – тогда благодари свою жену.
Этельред круто обернулся и уставился на меня широко раскрытыми глазами. Что-то в моих словах удивило его, потому что он выглядел так, будто я его ударил. На его широком лице читалось недоверие и гнев. На мгновение он лишился дара речи.
– Мою жену? – в конце концов переспросил он.
– Если бы не Этельфлэд, – объяснил я, – мы не смогли бы взять город. Прошлой ночью она дала мне людей.
– Ты видел ее прошлой ночью? – недоверчиво спросил он.
Я посмотрел на Этельреда, гадая, не сошел ли он с ума?
– Конечно, я видел ее прошлой ночью! Мы вернулись на остров, чтобы погрузиться на корабли! Она была там и пристыдила твоих людей, заставив их отправиться со мной.
– И она заставила господина Утреда дать клятву, – добавил Пирлиг, – клятву защищать Мерсию, господин Этельред.
Этельред не обратил внимания на слова валлийца. Он все еще смотрел на меня, но теперь смотрел с ненавистью.
– Ты погрузился на мои суда? – От гнева и ненависти он едва мог говорить. – И ты виделся с моей женой?
– Она сошла на берег с отцом Пирлигом.
Я не имел в виду ничего особенно, когда это сказал. Я просто доложил, как все было, в надежде, что Этельред восхитится своей женой, ее порывом. Но едва я заговорил, мне стало ясно – я совершил ошибку. Одно биение сердце мне казалось, что Этельред меня ударит, такой неистовой была ярость, внезапно отразившаяся на его широком лице, но потом он совладал с собой и зашагал прочь. Алдхельм поспешил за ним. Он ухитрился догнать моего кузена достаточно быстро, чтобы с ним поговорить. Я видел, как Этельред сделал взбешенный, небрежный жест, и Алдхельм вернулся ко мне.
– Поступай, как считаешь нужным! – крикнул он и последовал за своим хозяином через арку, где норвежская «стена щитов» позволила им пройти.
– Я всегда так поступаю, – ни к кому не обращаясь, проговорил я.
– Как поступаешь? – спросил отец Пирлиг, пристально глядя на арку, под которой так внезапно скрылся мой кузен.
– Поступаю, как считаю нужным, – ответил я и нахмурился. – Что вообще произошло?
– Ему не нравится, когда другие мужчины говорят с его женой, – объяснил валлиец. – Я заметил это на судне, пока мы шли вниз по Темезу. Он ревнует.
– Но я знаю Этельфлэд целую вечность! – воскликнул я.
– Он боится, что ты знаешь ее слишком хорошо, – ответил Пирлиг. – И это сводит его с ума.
– Но это глупо! – сердито заявил я.
– Это – ревность, – сказал Пирлиг. – А ревность глупа.
Эрик тоже наблюдал за тем, как уходит Этельред, и был озадачен так же, как и я.
– Он – твой командир? – спросил он.
– Он мой кузен, – горько проговорил я.
– И твой командир? – повторил Эрик.
– Господин Этельред командует здесь, – объяснил Пирлиг, – а господин Утред подчиняется.
Эрик улыбнулся:
– Итак, господин Утред, мы договорились?
Он задал этот вопрос по-английски, слегка неуверенно выговаривая некоторые слова.
– Ты хорошо говоришь по-английски, – удивленно сказал я.
Он снова улыбнулся:
– Меня научила рабыня-саксонка.
– Надеюсь, она была красивая. И – да, мы договорились, если не считать одного изменения.
Эрик ощетинился, но остался вежливым.
– Изменения? – осторожно переспросил он.
– Вы можете взять «Покорителя волн», – сказал я.
Я думал, Эрик меня расцелует. На одно биение сердца он не мог поверить моим словам, потом увидел, что я не шучу, и широко улыбнулся.
– Господин Утред… – начал он.
– Возьмите его, – перебил я, не желая выслушивать благодарности, – просто возьмите и уплывайте!
Я передумал из-за слов Алдхельма. Он был прав – все в городе принадлежало теперь Мерсии, а ее правителем был Этельред. Мой кузен был жаден до всего красивого, и, если он обнаружит, что я захотел оставить себе «Покорителя волн» (а именно так я и собирался поступить), он позаботится о том, чтобы отобрать у меня корабль. Поэтому я вырвал судно из его хватки, вернув братьям Тарглисон.
Зигфрида перенесли на его корабль. Норвежцы, с которых сняли все оружие и ценности, под охраной моих людей перешли на «Покорителя волн».
На это ушло много времени, но наконец все они очутились на борту и оттолкнулись от причала. Я наблюдал, как они гребут вниз по течению, к легкому туману в низовьях реки.
А где-то в Уэссексе прокуковала первая кукушка.
* * *Я написал Альфреду письмо. Я всегда терпеть не мог писать, и прошли годы с тех пор, как я в последний раз пользовался пером. Теперь священники моей жены царапают письма за меня, но они знают, что я умею читать, поэтому аккуратно записывают то, что я им диктую.
Но в ту ночь падения Лундена я написал Альфреду собственноручно.
«Лунден твой, господин король, – говорилось в моем письме, – и я остаюсь здесь, чтобы заново
