Обернувшись к ближникам и урядникам, обалдело застывшим за его спиной, подобно участникам старой дворовой игры «море волнуется», гаркнул не хуже деда:
– Чего стоим? Кого ждём? Слышали? Пир у нас нынче!
– Минь, а у нас на пир продовольственных ресурсов хватит? – стоявший ближе всех Роська сглотнул и испуганно округлил глаза, от волнения пустив «петуха».
– Чего? – Мишка не сразу сообразил, о чем заволновался его крестник.
– Так это… Пост же… – торопливо пояснил тот. – Это ж не обычные кашу да щи рыбные надо – не опозориться бы…
– Па-аручик Василий! – из-за «своевременного» вмешательства заботливого крестника Мишка разве что гадюкой не шипел. – Бегом к Плаве и обеспечить ей… Хоть сам рожай… продовольственные ресурсы.
– А как же пост? – страдальчески простонал господин поручик.
– Вот и рожай постное! И Плаву предупреди: пусть проследит, чтоб холопки ничего скоромного на стол не поставили.
– Чего? – охнул Роська. – Я им поставлю! Это ж неадекватно ситуации.
– Пшёл к Плаве, филолух!
«Дятел на телеграфном столбе! Заладил – пост, пост! Господу делать нечего, кроме как следить, что там Плава в свои горшки засунет!
Не понимает ни хрена, что сейчас дед испытывает, – какой там ему пост! В его годы на руки взять новорожденного сына – от такого у кого хочешь крышу сорвет. Он же ко мне приехал сейчас. Ко мне! Не воевода с сотником мириться, а поделиться своей радостью и попросить защиту для сына. Он не вечный… Я бы на его месте сейчас…
Стоп, отставить истерику! Гасите эмоции, сэр, нечего на крестнике зло срывать за собственную оплошность: сам лопухнулся от неожиданности.
Дед-то не только на радостях приехал, а потому что прекрасно понимает все расклады, в том числе и для сына. Ну, и будущее Ратного тоже учитывает. То есть мириться ему со мной надо хоть тресни – и деду с внуком, и воеводе с сотником. И лицо при этом не потерять.
Так что разгул разгулом, но это больше картинка для местных СМИ «У колодца» – такой порыв все поймут и слабостью не сочтут. И у нас сейчас ещё не разговор, а всего лишь первые приветствия дорогих гостей, так сказать, «на камеры». Основной разговор за закрытыми дверями ещё впереди.
Но высокое собрание надо чем-нибудь занять, пока мы разговариваем, а Плава хоть в первом приближении холодные закуски организует, чтоб чаши за здравие заедать не мороженой репкой…
Кхе, пост, говорите? Будет вам и пир, и пост. Ну, и молитва, разумеется, куда ж мы без официальной части. Отец Меркурий с неё и начнет, надо думать, не зря же он в такую даль тащился.
О здравии некрещёного младенца молебен проводить не положено, так что придётся гостям дорогим молиться за мать с младенцем. Уй, м-мать! Боярин и десятник Лука, возносящий молитвы во здравие недавней холопки Листвяны – это сильно! И ведь никуда они не денутся, для них это в полном смысле слова святое дело!»
Отправив дотошного Роську на заклание к старшей поварихе, Мишка с дедом развернулись к священнику, который ехал во вторых, после дедовых, санях. Тот только-только выпутался из-под шкур, не без помощи подскочившего отрока встал на ноги и, еле заметно покачиваясь, оглядывал оружных отроков, спешно заканчивающих построение в два ряда от ворот, и Дмитрия, споро раздающего команды.
«Укачало его в дороге, не отошёл после вчерашнего или по снегу на протезе никак не привыкнет?»
– Поздорову ли добрался, отец Меркурий? – подошел под благословение Мишка.
– Здравствуй, юный сотник! – черные глаза священника, бог знает каким образом, глядели одновременно и весело, и настороженно. – Не откажи, отдай приказ свободным от службы собраться на молебен.
– Сделаю, отче! – Мишка в знак согласия наклонил голову.
– Поскольку дядюшка твой ещё не крещён, объяви, что молебен будет о здравии воеводы Кирилла и невесты его, рабы божьей Асклепиодоты, – священник явно выделил голосом слова «дядюшка» и «невесты». – Да и родителям новорожденного прежде стоит обвенчаться… – и он обернулся к Корнею.
– Да хоть завтра! – воевода показал в улыбке все зубы.
– Завтра не выйдет. После Рождества, – новый поп ответно улыбнулся Корнею. – Потерпи, архонт.
– Тьфу на тебя, законник! – плюнул Корней.
«Интересно, чего это лорд Корней и новый капеллан ваньку валяют?»
– Господин сотник! Младшая сотня полка погорынского для встречи воеводы Погорынского боярина Кирилла Лисовина и десятников ратнинской сотни построена! – рявкнул, подлетая к ним и вытягиваясь в струнку Дмитрий.
– Кхе… – дед оглядел старшину Младшей стражи и ровный строй отроков с самострелами. – Видал? – обратился он к священнику. – Во как…
– Да, архонт, отроки службу знают, – серьезно кивнул тот в ответ. – Никому я не советовал бы пытаться штурмовать эту крепость… Ну, так принимай смотр, устроенный в честь тебя внуком, а мне позволь заняться подготовкой молебна.
Дед самодовольно хмыкнул, оглянулся на десятников, уже выбравшихся из саней и оглядывающих почетный караул.
– Здорово, орлы! – гаркнул он на всю округу хорошо поставленным командирским голосом.
– Здрав будь, господин воевода! – ответно рявкнул строй, распугивая окрестных ворон.
– Во как! – сообщил Корней уже десятникам и насмешливо глянул на хмурого Фому, стоящего позади всех. – Учитесь, как службу понимать надо!
Особый маразм (или пикантность, с Мишкиной точки зрения) происходящему придало то, что женщин, отправившихся на молебен вслед за десятниками, возглавила боярыня Гредислава Всеславна, она же Великая волхва. Какие соображения заставили бабку присоединиться к сугубо христианскому действу – неведомо, но, опережая совершенно растерявшуюся от такого выверта Анну, она величественно направилась вслед за священником с таким видом, словно приехала в крепость исключительно помолиться в тамошней часовне во главе своей свиты. Особенно Мишке понравилось, как были исполнены крестное знамение и поклон на пороге часовни – бабка проделала это воистину царственно. Анне пришлось следовать ЗА ней, и, судя по кислому виду, урок она усвоила. Лука, глядя на волхву, впервые с момента приезда перестал крутить ус и издал какой-то звук.
В следующие несколько часов крепость напоминала… Хрен знает что она напоминала. То ли гусарский партизанский отряд, пирующий во взятом приступом поместье какого-нибудь французского маркиза, то ли встречу проверяющих из Москвы председателем колхоза-миллионера в самый разгар полевых работ.
«Смесь французского с нижегородским, блин… Или британского с погорынским? А-а, один чёрт! Дурдом – он и в двенадцатом веке дурдом!»
Все холопки, которых можно было оторвать от их обычных обязанностей и бросить на помощь Плаве, метались, как ошпаренные кошки, от кухни на посад и обратно, волоча ведра с квашеной капустой, солеными грибами, огурцами и ещё чем-то, не поддающимся опознанию. Отроки тащили копчёных осетров и мороженую рыбу, холопы долбали лед невдалеке от переправы, чтобы поймать свежей рыбки на уху.
Плава руководила всем этим действом с интонациями и величием адмирала, ведущего свою эскадру в бой против превосходящих сил противника и готового умереть, но не сдаться. При этом и лексикон у нее обнаружился вполне военно-морской, хоть и с заметным строительно-плотницким акцентом.
Нет, конечно, молодой сотник
