– Уд серебряный себе пристрой, боярич, покуда свой не отрастил! Где вы, витязи хреновы, шкряби вас скобелем, раньше были? Из говна, что ли, пироги рожать? Мороженое же всё! Я тебе что, рыбка золотая, про которую ты сказывал, чтоб за один пук пир собрать? И без мяса все можно – рыбы достанет, но время ж надо! От девяти непраздных девок за месяц дитя не получить! Ладно, что смогу сделаю, голодным никто не уйдет! Но я повариха, а не колдунья – коли чего на зубах завязнет, не обессудь!
В кухне девки вместе с холопками и куньевскими бабами, присланными в крепость ещё перед отбытием сотни в поход, трудились над постным тестом. Роська, сунувшийся было проследить за должным соблюдением поста, с видом невинно пострадавшего за святое дело еле спасся бегством от разъярённых женщин, заработав-таки синяки от нескольких скалок сразу.
– Не лезь! Поставили меня старшей поварихой, вот и не суйтесь теперь! – летело из кухни ему вслед.
* * *– Ты чего натворил, сученыш?! – дед втолкнул Мишку в кабинет и еле удержался, чтобы не отвесить ещё и затрещину.
– Я?! – Мишка хоть и пролетел пару шагов от двери до стола, но на ногах устоял и с невозмутимой физиономией обернулся к Корнею.
– Нет, я! – рявкнул воевода. – Тебе кто приказывал на князей облавную охоту устраивать?! – и попер на Мишку тараном, грозя припечатать внука всем своим весом к краю стола.
«Вот разобрало его! Этак он сейчас меня тут пришибет».
– И не думал! – Мишка прыжком обогнул стол, так что между ним и напирающим воеводой оказалась тяжелая столешница, на совесть сработанная Сучком. – Он сам на дороге…
– Сам?! – возмутился Корней. – Князья на дорогах не валяются!
– Вот и я так подумал – чего ему там валяться? Помер бы ещё…
– Да и хрен бы с ним! Зачем княгиню полез отбивать? А если бы кого из княжичей или ее саму задело?
– Тогда бы валить пришлось, – Мишка оперся руками о стол и встретил яростный взгляд деда, навалившегося с другой стороны своим, холодным и подчеркнуто спокойным. – Всех.
– Что-о?! – дед аж задохнулся. – Соображаешь, ЧТО говоришь?
– Соображаю. Только я знал, что не промахнемся. Да и выбора не было после того, как князя пленил…
– Дурак! – усмехнулся дед, и Мишка понял, что не так уж Корней и пьян, как хочет казаться. – Не пленили – выручили… Тебя ж за это князь и наградил… Соотник… Гривна шею не давит?
– Давит, деда… – Ратников устало опустился на стул и оперся подбородком на руки. – Но снять ее теперь только с головой можно. Когда тебе в Туров ехать велено?
– Уже там быть надо, ядрена Матрена! Если б ты не выдрючивался… Стой! А откуда знаешь, что ВЕЛЕНО?!
– А чего тут знать-то? И так понятно. Чего ещё князь решить мог? Федор, небось, приказ привез? – Мишка кивнул сам себе. – Ну да, Федор, не дядюшка же… А ты говоришь – выдрючиваюсь. Вот если б я не выдрючивался, как бы ты князю объяснил, что нет у тебя больше Младшей стражи? – Мишка откинулся на спинку стула и смерил деда взглядом.
– Да на хрена князю твоя Младшая стража сдалась? Ему сотня нужна! – припечатал Корней кулаком по столу.
– Так она не князю, она тебе нужна, – усмехнулся Мишка. – Торговаться с князем за сотню ты нами станешь. Или сразу всю сотню на кон выложишь?
– Чего? – дед оскалился. – Торговаться? Ты хоть представляешь, что такое за сотню с князьями торговаться?! Ты с Никешей устроил торг, дурак жопоголовый! Думал купца обжулить? Вот он тебя за триста гривен и развел!
– Развел, говоришь? – прищурился Мишка. – Не, деда, это он сам так думает. Пока. А на самом деле я ему за эти триста гривен золотое ярмо продал. Оно, конечно, золотое, но ярмо. Если ты ему это до сих пор не объяснил, то пора дать понять дядюшке, что Нинея с ее волхвованием ещё не самое страшное, что в погорынских лесах водится, и на этот раз одними обмоченными портами он не отделается. Да и не в нем дело – ты мне сам выбора не оставил.
– Что?! Это когда же я?.. – вот сейчас Корней удивился всерьез.
– А вот когда прошлой зимой за гривной в Туров поехал, – Мишка потянулся за стоявшим в углу на сундуке кувшином и кружками. Плеснул в них и пододвинул одну деду. – Квас, – пояснил он. – Будешь?
– Давай! – Корней презрительно покосился на кружку и потянул к себе весь кувшин. Хлебнул прямо из него – так, что квас потек по усам и бороде, вытерся и хмуро взглянул на внука:
– Ну и что ты там ещё надумал?
– Да чего там думать-то! Торговать ты бы, вон, Лавра отправил. Ну, может, Андрея и нас с братьями ему в помощь. И не в Туров – в Давид-Городок всяко ближе, а цену за товар ту же дали бы. Тебе к князю надо было позарез, так? Промедлил бы – отдали бы сотню Пимену во владение…
Корней пристально смотрел на внука, опершись руками о стол и нависнув над ним, словно собирался встать. Когда пауза непомерно затянулась, он вдруг расслабленно откинулся назад, что-то решив для себя.
– Так, значит… – непонятно протянул он и кивнул Мишке, – дай, что ли, ещё квасу хлебнуть. В горле пересохло тут с тобой языком молоть…
Принял у внука кувшин и надолго припал к нему, жадно глотая, словно путник после долгого перехода по пустыне, а когда поставил кувшин на место, Мишка едва головой не затряс. Старый сотник смотрел на внука почти весело. Ну, разве что не подмигнул.
– Да не только Пимену, – хмыкнул он. – Он просто дурнее всех оказался и вперед полез…
– Ясно, не одному ему. Потому тебе сейчас в спину и шипят, ждут, что оступишься. И бунт им этот, как дураку подарок к празднику: поставили тебя в такое положение, что куда ни наступи – все в дерьмо вляпаешься. Отроков бы казнил – Младшей стражи не стало бы, потому что нас бы тогда всех положить пришлось. И меня с братьями тоже. Отказался бы – за то, что твои холопы кровь пролили, вирами бы разорили. В шахматной игре это называется цугцванг…
Корней нахмурился, и Мишка поспешил поправиться:
– По-нашему это вилы – куда бы ты ни кинулся, а на зуб все равно напорешься. Только когда Федор и Егор новости из Турова привезли, те, кто это затеяли, поняли, что ручка от их вил им же
