Мишка пригляделся и оценил.
«Чего там о Вильгельме Телле говорили? А вот так ему точно слабо!»
Сам же Путята держал в руках тот самый знатный лук, который, видимо, и рассматривали перед приходом сотника наставники и отроки. Мишка встретился с его оценивающим взглядом, и гость слегка усмехнулся:
– Что ж, если ты… господин сотник, дозволишь, так и поучу мальцов, чему успею. Не привык я без дела бока отлеживать, да и самому руку набить не помешает. Стрельба, она как баба – постоянного внимания к себе требует. Долго-то мы тут не задержимся, но сколько получится…
– Не дозволяю, а прошу, дядька Путята! – со всем уважением поклонился Мишка. – Нам ничья помощь не лишняя.
– Ну и добре, – Путята обернулся к Титу. – Тогда пошли, посмотрим, что у вас тут за луки имеются, да что с ними сделать можно. А ты, Григорий, не обессудь – без меня возвращайся – я вечером сам приду…
– Дорвался! – добродушно отозвался Григорий, махнув рукой. – Пустили козла в огород… Ну дык и без тебя не заплутаю. Я вот с Михайлой поговорю лучше.
Мишка, и без того занятый сверх меры, совершенно не собирался работать экскурсоводом и уже стал прикидывать, как бы свести этот разговор к неизбежному обязательному минимуму, а потом быстренько, соблюдая вежество, сплавить любознательного купца дежурному уряднику или ещё кому, когда вдруг перехватил взгляд Андрея. Немой коротко показал глазами на Григория, а потом дотронулся рукой до губ, совершенно определенно советуя сотнику не пренебрегать беседой со своим будущим родичем. Мишка решил последовать этому совету и кивнул купцу:
– Что ж, дядька Григорий, пусть тогда наставники занимаются, а я тебе крепость покажу да на вопросы отвечу. Надо же, чтобы отцы знали, чему и как мы здесь отроков учим.
Пришлось снова водить по крепости гостя, показывать и рассказывать. Понимая, что особенно интересно купцу именно та часть учебы, которая непосредственно касается специализации коммерческого десятка, большую часть экскурсии он посвятил складам и тому, как там налажено дело.
Григорий слушал внимательно, вопросы задавал дельные и, судя по всему, оценил введенные Мишкой новшества в организации службы логистики, и даже новый счет, которому обучались отроки, одобрил, правда, несколько своеобразно:
– Хитер ты, Михайла. Ну так и правильно. Теперь по твоему счету завсегда своих узнать можно. Отроки вырастут и подручных обучаться тоже этому заставят. А сторонний человек и не поймет ничего. То есть, если какие дела купцы между собой обсуждать станут, то никакой подсыл им уже не страшен, подслушает – так все равно без пользы… Иной раз, глядишь, и жизнь так спасают. Дело купеческое всяко оборачивается. Вон, брат мой покойный, Царствие ему небесное, не уберегся… – Григорий перекрестился. – Боярину Корнею в Ратном да Андрею здесь я уже поклонился за то, что сирот в беде не оставили. Теперь тебе кланяюсь.
Купец остановился и с достоинством отвесил поясной поклон молодому сотнику. Выпрямился, разгладил бороду и вздохнул:
– Хорошо, вас вовремя Бог послал – иначе не знаю, чем бы кончилось. Отец Геронтий девчонок бы не уберег, а я не поспел, да меня и в Турове тогда не случилось. И, думаю, те, кто находников подослали, как раз подгадали к моему отъезду, чтобы успеть дело Игната перехватить…
Мишка насторожился: купец недаром заговорил об этом, когда они оказались вдвоем в кабинете и, стало быть, вокруг не могло быть чужих ушей. Ещё в Турове он понял, что история с нападением на постоялый двор купца Игната не так проста и не зря многие, в том числе и любезный дядюшка, интересуются ею и судьбой оставшихся в живых детей. Мелькало тогда в мыслях, что надо бы выяснить, что к чему, но в Турове, а потом и в дороге не до того было, а тут сам брат погибшего Игната первым начал разговор.
– Не могли никак мы их бросить, дядька Григорий. Ясно же, что опасно молодую женщину и девчонок оставлять на пепелище, тем более, что отроки Григорий и Леонид тоже не чужие нам.
– А теперь и вовсе свои станут, – хитро прищурился купец. – Андрей Аринку не отпустит – я ж видел, какими глазами он смотрел, когда она на шее у Путяты повисла, аж испугался за него: пришибет… Хотя она к нему, как к отцу, относится – Путята, почитай, родич нам. С Игнатом они ещё в молодости побратимами стали, он за его детей, как за своих, переживал. Когда узнал, что случилось, хотел сам ехать, разбираться, да я к тому времени уже с отцом Геронтием переговорить успел и убедил его, что прежде к вам сюда надо наведаться, удостовериться, что с девчонками все в порядке, да забрать их… Теперь-то уже не заберешь, но так, может, даже и лучше… – задумчиво, будто разговаривая сам с собой, протянул Григорий. – Теперь и с убийцами брата разбираться с легким сердцем можно.
– С татями мы разобрались, – Мишка внимательно глядел на купца. – А с прочими… Ты знаешь, с кого спрашивать? Потому как теперь это не только ваше дело – Андрей на себя опеку принял. Неужто ты думаешь, что Лисовины в стороне останутся?
– Что татей вы побили – это дело доброе, – кивнул Григорий. – Только не сами они туда наведались. Кто послал – знаю. Догадался сразу, да и Путята ещё в Турове успел кое-что выяснить. Так что сомнений у нас никаких.
Купец у нас один есть, Абрамка Пасюк. Ну, Пасюком его за глаза кличут, но прозвище прилипло – не отдерешь. Под себя все гребет. Много нагреб уже, разного. И дела ведет нечестно, многие из-за него сильно в убытках, а кое-кого и вовсе разорил. И с татями давно якшается. Другой бы давно у князя на правеже стоял, но его руку один боярин держит, да и хитер, собака; скользкий, как сопля – не ухватишь. Все чужими руками норовит… Дело Арининого мужа и свекра он прибрал через подставных, когда те сгинули. Повезло ему, что в руки само упало, или он и тех татей подослал, не знаю, и утверждать не берусь. Арину мы с Игнатом едва сумели у них отбить и домой вернуть. И ее, и то, что за ней в приданое дадено было. Не рухлядь и не бабьи радости, а другое. Долю в общем деле.
А дальше поведал купец Григорий такое, что Мишка чуть было про все остальное не забыл
