На следующее утро после Рождества Младшая стража впервые после похода вошла в полном составе в село, сопровождая украшенный со всем радением возок, в котором везли Арину. Андрей, по требованию баб, которые непременно желали соблюсти хотя бы видимость обычая, всю предыдущую неделю обитал в лисовиновской усадьбе, и до венчания «молодую» видеть ему не полагалось. На площади перед церковью состоялся доклад сотника воеводе. Собственно, свадьбы, приуроченные ко второму дню Рождества, и сам праздник, устроенный воеводой для всего села, задуманы были как демонстрация официального и окончательного примирения сотника с внуком и всех со всеми. Вишенкой на торте стал торжественный приезд на свадьбу боярина Лисовина волхвы, сиречь боярыни Гредиславы, почетной гостьи. В «почётных» оказалась и сестра боярина Федора (с племянницей Катериной), поспешно выписанная ради такого случая из вотчины, а также старые знакомые – Семён Дырка и Треска. С женами.
Боярыню Ирину с племянницей и приезжих новых «боярынь», как и жену Луки, новыми платьями охватить не успели, но тут уж мать ничем помочь не могла – гостьи прибыли буквально накануне. То ли из-за этого, то ли по причине сорванной помолвки Катерины с Мишкой, боярыня Ирина выглядела сущей мегерой, хотя и улыбалась благостно. Жены же «новых бояр» судя по всему, просто пребывали в состоянии перманентного обалдения и даже не пытались (или были не в состоянии) это скрыть.
В общем, в Ратном второй день Рождества выдался этаким днем Всеобщего Примирения и Согласия, устраняющим все сомнения и недомолвки, если таковые у кого-то ещё оставались. Но это официально. Фактически же за прошедшее время с памятного приезда в крепость воеводы с сопровождающими лицами и последующего пира дед с Мишкой и прочими заинтересованными лицами виделись не единожды и успели многое обсудить и предпринять.
* * *Ратнинская церковь хоть и считалась по здешним меркам немаленькой, но к тому, чтобы вместить всех венчавшихся с гостями и свидетелями оказалась не готова, так что пришлось соблюдать очередь. Само собой, первыми к алтарю шли Корней с Листвяной, которую ради такого случая даже Корней умудрился почти правильно поименовать крестильным именем, и Арина с Андреем. Они же первые и вышли на крыльцо уже в статусе законных супругов, чтобы освободить место следующим «брачующимся». Корней прищурился на яркое солнце, освещавшее церковный двор и плотную толпу народа, молодецки расправил плечи и приобняв за похудевшую талию свою новоявленную супругу, довольно хмыкнул:
– Ну, кто там ещё? Заходи! – и оглядел стоящие в ожидании пары.
Сделал шаг вперед, чтобы спуститься с крыльца, и вдруг замер, нахмурившись.
– Эт-то что такое? Сучок… Тьфу, старшина Кондратий где?! Почему не вижу?! – неожиданно рявкнул он, чуть не до обморока испугав стоявшую прямо перед ним совсем юную невесту, живот у которой аж на нос лез. Девка охнула и, наверное, упала бы, если бы ее не подхватили под руки.
– Ты чего орешь, Корней! Не видишь – вот-вот родит. Дай хоть до алтаря довести… – возмутился то ли отец, то ли свекор девчонки.
– Будущему ратнику и в утробе надо к голосу воеводы привыкать! – отмахнулся Корней. – У меня тут жених пропал… Андрюха… – по привычке обернулся он к стоящему рядом Немому, но тут же осекся и поправился. – Мишка! Лавруха! Где Сучок, вашу мать, я спрашиваю?!
– Я за него! Чего надо? – незамедлительно раздался в ответ утробный почти звериный рык. Толпа гостей раздалась в стороны, а в образовавшийся прогал пред светлые очи воеводы вывалился обозный старшина Серафим Ипатьевич Бурей собственной персоной.
«А наш-то народный трибун ещё и с претензиями франта, оказывается… Или олигарха из новых русских? Кхе, Юдашкина с малиновым пиджаком на него нет, но он и без того справился. Вон как вырядился! И меч на поясе, да не простой – ножны как бы не побогаче дедовых. В походы он его не носит, а тут… Хотя имеет право – кольцо серебряное тоже на пальце сверкает, жаль, без брильянта с булыжник – ему бы в самый раз. Ради праздника? Или комплексы свои тешит – богатство демонстрирует? Мол, не хуже Лисовинов. Ну-ну…»
Как всегда косматый и напоминающий лесное чудовище, к тому же отчаянно пьяный по случаю праздника, Бурей тем не менее обрядился сегодня в самое лучшее свое одеяние: синие в красную и зеленую полоску порты, пошитые явно не из холста, сапоги, густо смазанные гусиным жиром, красную шелковую рубаху с богатой вышивкой золотом почти до пупа, опоясанного широким тоже шелковым зеленым кушаком с кистями, и распахнутую шубу на чернобурках. Соболья шапка лихо съехала на одно ухо то ли от того, что новая и ещё не обмялась, то ли от буйного празднования, то ли сшибленная в процессе водружения на плечо почти недвижимого тела дорогого друга – артельного старшины Кондратия Епифаныча.
– И Сучок тута. Соскучился, что ль? – почти миролюбиво буркнул Бурей, легким движением плеча сгружая друга к ногам Корнея. – Чего тебе?
– Мне?! – возмущенно взревел Корней. – Да на кой мне этот дятел певчий, ядрена-матрена! Алена где? Я ему бабу сосватал или нет?!
– Сосватал… – неожиданно умильно, хоть и не слишком внятно, проворковал Сучок и расплылся в блаженной улыбке, не пытаясь, впрочем, подняться на ноги. – Век не забуду… Только дом построю…
– Какой дом, …мать?!
Корней примерился пнуть Сучка, но тот, не переставая блаженно лыбиться, снова погрузился в нирвану, а перед этим обхватил сапог сотника и попытался устроиться на нем поудобней.
«Что это с нашим зодчим? В запой ушел? С чего это вдруг? Он что, так и не просыхал с самого пира? А как тогда работал? Э-э, а Бурей-то не так уж и пьян, между прочим…»
Мишка с некоторым беспокойством пригляделся к блаженно причмокивавшему Сучку.
«А ведь придуряется, паршивец! Нет, пил, конечно, но полное ощущение, что больше ваньку валяет…»
– Чего?! Я тебя зачем сватал?!.. Свадьба где?! – несмотря на благодушное настроение и состояние новобрачного, дед явственно начинал звереть, и артельный старшина сильно рисковал стать первой жертвой традиционной свадебной драки, но тут Бурей ловко подхватил приятеля, вернул его в исходное состояние – к себе на плечо – и рявкнул разбуженным среди зимы похмельным медведем:
– Чего дерешься?! Алена не согласная…
– Как не согласная? Я же сам ее… –
