Однако не успел Ирбис прокашляться, как ланниец уже отвернулся, а потом и вовсе уставился в пол.
— Рыжий? — мгновенно насторожился и Белик, но Весельчак не пошевелился, и пацан неожиданно прикусил губу. — Значит, это был ты?
Рыжий красноречиво промолчал, чем моментально притянул к себе все без исключения взоры, и в горнице воцарилась неловкая тишина.
— Ну и как? Понравилось? — вдруг с вызовом вздернул подбородок юнец. — Всем уже растрепал?
— Нет.
— Чего ж так? Такой отличный шанс подгадить! Просто подарок судьбы! Я бы не утерпел, наверное!
Рыжий внимательно посмотрел в голубые глаза Белика, невольно замер от вида стремительно разгорающихся там зеленоватых огней и на короткое мгновение провалился в бездонную глубину требовательно сверкнувших радужек. Крупные, невероятно яркие, потемневшие от гнева и осознания того, что его тайна раскрыта, они словно в самую душу заглянули.
Весельчак вздрогнул, будто от порыва холодного ветра, и внезапно осознал, что для странного пацана его ответ был важен. Настолько, что тот рискнул снова паясничать и откровенно нарываться, желая любой ценой его получить. А еще он неожиданно понял другое: Белик чего-то опасался. Нет, не его самого. Не насмешек. Не вопросов. Он боялся другого, и брошенный мимолетный взор в сторону темного только укрепил ланнийца в этом мнении. Кажется, дело было в Таррэне. И в том эльфе, который когда-то давно сделал пацану нечто плохое.
— Я же сказал: нет, — напряженно повторил рыжий. — Это твое дело.
Дядько кинул на племянника вопросительный взгляд, словно спрашивая, не двинуть ли любопытного попутчика по темечку, но Белик не обратил внимания — все так же пристально смотрел на рыжего, словно решая про себя: верить или нет? И ощущение это было настолько отчетливым, что Весельчак неожиданно почувствовал холодок между лопатками.
— Ладно, будем считать, что не врешь, — наконец сказал пацан, после чего отвернулся и толкнул дверь. — Дядько, я, пожалуй, не вернусь на ночь: здесь и без меня слишком тесно. Так что не жди и вовсю наслаждайся одиночеством.
— А ужин?
— Спасибо, у меня пропал аппетит.
— Странно, — насмешливо заметил Элиар. Сказал он это громко, так, чтобы хорошо расслышали все присутствующие. — Вот уж не знал, что иные смертные в столь юном возрасте предпочитают общество грязного животного компании себе подобных. Кажется, у некоторых развиваются нестандартные вкусы?
— Кто бы говорил! — незамедлительно фыркнули с улицы. — Но лучше уж ночевать так, чем стать четвертым в компании смазливых мужиков, которые даже при посторонних не стесняются укладываться втроем в одну постель!
Караванщики обомлели, а у местных дружно вытянулись лица. Создатель! Да что же творит этот сумасшедший пацан?! Как бы ни были терпеливы бессмертные, но этого даже самый мирный из них не стерпит!
И Элиар действительно не стерпел: слишком долго он сносил выходки мелкого наглеца, слишком долго потакал его выкрутасам, слишком многое спускал ему с рук, вот тот и решил, что все дозволено. Но на этот раз мальчишка зашел слишком даче ко, и теперь, похоже, его не спасут ни Страж, ни случай, ни даже заступничество человеческих богов.
Жутковато улыбнувшись, эльф медленно поднялся с лавки, на миг скрестил взгляд со взглядом обеспокоенного Урантара, который тоже приподнялся со своего места. А затем по комнате словно вихрь пронесся, разметав подскочивших на ноги караванщиков, брезгливо смахнув со стола кости, расплескав кубок с вином и оставив после себя почти неуловимую смесь ненависти, презрения и неприкрытого злорадства. Эльф поразительно легко отшвырнул с дороги замешкавшихся селян, а потом выскочил во двор, следом за беззаботно насвистывающим мальчишкой.
— Что, доигрался, сопляк? — тихо прошипел он, на ходу обнажая меч. — Теперь посмотрим, насколько ты смел!
ГЛАВА 10
— Элиар, нет! — вскрикнул Танарис, ринувшись вдогонку за собратом.
Таррэн похолодел и, поймав встревоженный взгляд Стража, плечом к плечу с ним выскочил наружу, цепенея от нехорошего предчувствия. Только не это! Не сейчас, когда у него начали налаживаться отношения с людьми! Ну зачем Элиару понадобилось дразнить пацана? Столько веков прожил, а до сих пор не понял, что смертные далеко не всегда дорожат собственными жизнями и что некоторые из них готовы со скалы броситься, лишь бы что-то доказать. Неужели не видно, что мальчишка провоцирует специально? Ждет только повода и плевать хотел на последствия?!
Снаружи раздался скрежет обнажаемого клинка, а затем наступило бесконечное долгое мгновение тишины, в течение которого у многих сердце упало: остроухие не зря слыли непревзойденными бойцами, а у пацана даже оружия при себе нет! Впрочем, если бы оно и имелось, шансов у него было все равно меньше, чем у попавшего под лавину человека, — Элиар сомнет и не заметит!
Караванщики мысленно застонали, едва представив, что может натворить взбешенный эльф, однако, к собственному удивлению, болезненного стона Белика так и не услышали. Только глухой звук от удара, словно светлый позорно промахнулся, злое шипение, а затем — обиженный звон вонзившейся в дерево стали. Следом донеслись раздосадованное «к’саш!» и свист. После чего до окаменевших от ужаса людей докатился страшный грохот и почти одновременно с этим — жуткий рык, от мощи которого содрогнулась входная дверь и зазвенела посуда на столах.
— Ч-что эт-то? — заикаясь, спросил кто-то. Но ему не ответили: караванщики выглядели не лучше, чем местные, ведь раздавшийся снаружи рев был им подозрительно знаком!
— Неужто опять? — сдавленно зашептались возницы. — Неужто выжил?!
— Оборотень? Или нет? — переглянулись воины, машинально потянувшись за оружием.
— Карраш, нет! — вдруг вскрикнул Белик, но его голос потонул в новом леденящем душу реве, в котором не было ничего, что хотя бы отдаленно напоминало конское ржание. Зато были до дрожи знакомые нотки, которые напомнили присутствующим о волкодлаке. — Карра-а-аш! Не смей!
У Аркана в горле странно булькнуло, а Весельчак ошарашенно разинул рот. Бешеный рык, от которого стыла кровь, повторился в третий раз, будто впавший в неистовство зверь потерял разум и принялся крошить хрупкие строения во дворе. То ли сам по себе, то ли гоняясь за юрким эльфом. То, что ушастый бы еще жив, стало ясно по донесшемуся снаружи сочному мату — эльф костерил проклятую скотину на
