Она отдернула полог одной из повозок.
— Думаешь, я мало ран на своем веку повидала? Девочки тоже не белоручки. Все сделаем, как надо, потому что вам, мужикам, ничего доверить нельзя!
Дядько откровенно заколебался. Долгую секунду пристально смотрел в полное решимости лицо толстухи, мельком покосился на отводящих глаза попутчиков, на бесстрастные лица эльфов… и отнес племянника под плотный тканый полог.
— Слева клади, слева, там места больше, — обеспокоенно велела повариха. — Там я хоть повернуть его смогу, а то с другой стороны тюки помешают… вот так, хорошо. Лилька! Неси чистую ветошь! И воду нагрей!
Рыжеволосая служанка со всех ног бросилась к костру.
— Арва, — тихо и как-то неуверенно произнес Страж, подходя к поварихе. — Вы должны кое-что знать. О Белике.
— Что именно?
Дядько совсем смешался, его взгляд заметался по сторонам и на мгновение задержался на спокойном лице Таррэна. Казалось, суровый Страж никак не может найти подходящих слов. Но, в конце концов, он все-таки пересилил себя и, наклонившись к самому уху поварихи, что-то едва слышно шепнул.
Донна Арва широко распахнула глаза.
— Что?!
Дядько горестно кивнул.
— И ты говоришь об этом только сейчас?! — вскинулась она.
— У нас не было выбора, — отозвался седовласый. — Этого никому нельзя видеть.
— Кто еще знает?!
— Только я и Карраш.
Донна Арва раздулась от гнева, побагровела, затем побледнела, но вдруг бросила комкать перепачканный передник, всплеснула руками и кинулась прочь. Разъяренной фурией ворвалась в повозку, где остался лежать мальчишка, зашуршала одеждой и вдруг горестно охнула:
— Да как же это?! Создатель, за что?!
Дядько сгорбился.
— Н-нелюди… так измываться над ребенком… Илима!
— Нет, — внезапно отвердевшим голосом сказал Страж. — Не нужно никому видеть. Лучше я сам.
— Вон отсюда! И ты тоже! — в бешенстве выкрикнула Арва, с силой оттолкнув оторопевшего Стража. После чего выскочила наружу и люто уставилась на непонимающе приподнявшихся мужчин — белая от гнева, с трясущимися руками, в которых так и оставалась зажатой мокрая рубаха с оторванным левым рукавом. — Если хоть один из вас посмеет сунуть внутрь свою наглую морду… клянусь скалкой — убью!
— Ты что, сдурела, старая? — ошарашенно переспросил Ирбис в резко наступившей тишине. — Совсем ума лишилась?!
Повариха развернулась так резко, что едва не сбила могучим торсом Стража.
— Я н-не знаю, кто это сдел-лал, — лязгнула она зубами. — Н-не знаю, какие изверги могли так страшно… но если хоть один из вас, мужланов неотесанных, приблизится к Белику, пеняйте на себя. Не посмотрю ни на возраст, ни на длину ушей. Так получите, что потом не только не сможете иметь детей, но и ни на одну девку больше не влезете!
— Тетушка… — робко подала голос Илима.
— И ты не лезь, поняла?! Давай сюда ветошь и отправляйся к отцу: ему нужна твоя помощь.
— А как же Белик?!
— Справлюсь без вас! — грубо отрезала нянька и решительно скрылась внутри.
— Все настолько плохо? — мрачно посмотрел на седовласого Ирбис.
Дядько, едва заметно кивнув, устроился возле повозки, намереваясь караулить умирающего племянника до утра, а если потребуется, то и дольше. Лишь бы оно наступило, это утро. Лишь бы малыш справился.
Он скрестил ноги, демонстративно положил на колени свой жуткий меч и застыл. Даже глаза закрыл, старательно вслушиваясь в причитания толстухи и редкие, почти неслышные стоны, если она неосторожным движением все-таки задевала Белика.
— Лита…
— Потерпи, солнышко… я сейчас, сейчас… ты только держись, ладно? — умоляюще бормотала Арва. — Ну же, не надо. Дай, я это заберу… о боги! Ну, как же ты… Господи, сколько крови… Сейчас, мой милый, я уже бегу… только не плачь, не надо…
— Лита-а-а…
— Ай! Зараза, жжется! Эту штуку нельзя убрать?!
Дядько помрачнел еще больше.
— Лиля, отнеси тетке тот отвар, что я сделал, — не открывая глаз, попросил он. — И скажи, пусть не трогает палку: с ней Белику будет полегче.
Служанка вскинула на него полные слез глаза и бегом кинулась к медленно остывающему котелку. Торопливо подхватила за еще горячую ручку и опрометью бросилась обратно, едва не упав по дороге и не расплескав драгоценное зелье.
— Что это? — с нескрываемым подозрением спросила повариха, на мгновение выглянув наружу.
— Подорожник, малина, кровяной мох, — так же ровно сообщил Страж.
— Давай! Может, удастся хоть приостановить… ты знал, что там живого места нет?! Без слез же смотреть невозможно! До живота дотронуться страшно, а уж руки и грудь…
— Знаю. На спине еще хуже. Но мне нельзя на нее смотреть.
— Дурак! — в сердцах бросила толстуха и снова исчезла за пологом.
В эту ночь не уснул никто. Люди устали, измучились ожиданием, но упорно не расходились. Сидели вокруг затухающего костра, вяло подбрасывали сухие ветки в огонь, чтобы хоть чем-то заняться. И, не глядя друг на друга, подавленно ждали, когда же все закончится.
То, что Белику не выжить, было ясно с самого начала, с того момента, как они увидели вокруг неглубокой ранки страшную метку обреченного. Но даже сейчас, когда разум все понимал и неумолимо отсчитывал оставшиеся мальчику часы, сердце не желало принимать очевидное. До самого последнего момента на что-то надеялось, ждало, страстно желало повернуть время вспять.
Кто-то из воинов нервно вышагивал под деревьями, кто-то отсел подальше, чтобы не слышать голос поварихи, в котором с каждой минутой слышалось все больше отчаяния. Кто-то нервно курил, но большинство просто ждали, когда же она выйдет на улицу и, расплакавшись, очень тихо скажет: «Мне так жаль…»
Герр Хатор тоже выбрался из душной повозки и теперь хмуро смотрел в одну точку, машинально баюкая здоровой рукой уставшую от слез Илиму. Она плакала так горько, что отец просто не мог не болеть душой — она была слишком молода для всех этих испытаний. Ивет оказалась гораздо сдержанней на эмоции, но и у нее подозрительно блестели глаза — задорный мальчишка, уберегший ее младшую сестренку от страшной смерти, не мог не вызывать сочувствия.
— Это я виновата!
