Сегодня его внешний вид разительно отличался от наряда на день рождения. Тогда он появился на публике в сшитом на заказ костюме, а рядом с ним красовался его личный «астон-мартин». Сегодня Брюс был одет в синий рабочий комбинезон, а руки скрывала пара желтых перчаток.
«Не обращай на них внимания. Сконцентрируйся на работе», напоминал себе Брюс, равномерно продвигаясь по коридору. Они хотели вывести его из себя, хотели увидеть, как он сорвется.
— Девчонки, сегодня за нами прибирается миллиардер!
Еще один свист.
— Похоже, деньги утратили свою покупательную силу!
— А он милашка, не находите?
— Я готова попасть в тюрьму за такое. Ну давай же, Брюс Уэйн. Улыбнись нам.
— Знаешь, что… мы перестанем над тобой издеваться, если ты снимешь свою рубашку и вымоешь ею пол.
Весь коридор содрогнулся от хохота.
И так продолжалось целый день, один зал за другим, пока все помещения не слились у него в голове в единый источник звука. Брюс не поднимал головы. Джеймс проверяла его трижды. И хотя она ни разу не удостоила юношу чем-то большим, чем пренебрежительный взгляд и усмешка, Уэйн обнаружил, что с нетерпением ждет ее следующего визита. В ее присутствии заключенные затихали и молчали еще несколько минут после ее ухода, давая Брюсу небольшую передышку.
Наконец, в конце дня, Джеймс снова пришла.
— Убирайся отсюда, Уэйн, — она жестом поманила его за собой. — Ты так устал, что просто размазываешь грязь по полу.
Это была не жалость, но что-то крайне к ней близкое. Он едва помнил, как отметился на выходе. Он вообще не помнил, как садился в машину. Все, что он запомнил, так это то, что с благодарностью утонул в прохладе кожаного сиденья и проснулся на следующее утро в своей постели.
* * *— Ну как обстоят дела? — спросила его Дайан на следующий день, пока они вместе шли на урок английского.
Брюс пытался игнорировать шепотки и взгляды проходивших мимо одноклассников. Он слышал, как они называют его имя и обсуждают, почему он разбил свою машину. «Напился. Свихнулся. Проблемы с темпераментом». Просачивающийся сквозь окна академии свет растягивал тени в длинные полосы, словно окружая здание решеткой. Брюс вздохнул, пытаясь смотреть прямо перед собой. Вчерашний день показался ему вечностью. И ему придется возвращаться в настоящую тюрьму снова и снова на протяжении нескольких недель.
— Могло быть и хуже, — ответил он, а затем, когда они нашли нужную аудиторию и уселись за парты, погрузился в детали.
Дайан сочувственно покачала головой.
— Ауч. Звучит ужасно. И так еще целых пять недель?
— Все не так уж и плохо. Просто много свиста. — Брюс напечатал несколько особенно запомнившихся издевок на экране смартфона, чтобы ему не пришлось произносить это вслух.
Подруга скорчила гримасу.
— Да, да. Что ж, я знаю, каково это. Совсем не весело, Брюс.
— Прости, Ди. Не переживай так насчет меня. Не успею я опомниться, а все уже закончится.
Дайан ободряюще похлопала юношу по руке.
— Ты выживешь, — пообещала девушка, — мы все свалим отсюда через несколько недель, и… — Зазвенел звонок на урок, Дайан прервалась и закончила уже гораздо тише: — И не успеешь опомниться, твой срок в «Аркхэме» тоже подойдет к концу.
Ее слова немного утешили Брюса. Юноша глубоко вздохнул и попытался поверить в них.
— Не успею я опомниться, — эхом повторил он.
* * *После вчерашних издевок отделение интенсивной терапии лечебницы «Аркхэм», куда Брюс прибыл после школы, на контрасте казалось пугающе тихим.
Тишина ужасала так, что у юноши стояли дыбом волоски на шее. Ему казалось, что он оказался в сцене прямиком из фильма ужасов — призрачный зеленый свет, голые стены, отдаленное эхо его шагов. Если бы привидения существовали, то жили бы и нашептывали в пространство свои речи именно здесь.
Приступив к работе, Брюс прислушивался, пытаясь различить голоса детективов, доносящиеся из последней камеры. Может, сегодня они снова допрашивают заключенную.
Брюс как раз поравнялся с первой камерой, когда изнутри послышался громкий лязг. Брюс мгновенно отшатнулся… и заметил, что сквозь пуленепробиваемое стекло камеры на него уставился узник.
— Так-так-так, — произнес заключенный, — это же новый пацан. Ты выглядишь достаточно сносно, чтобы тебя порезать.
Он практически выплюнул эти слова, и одновременно весь остальной коридор пробудился к жизни, из соседних камер донеслись новые крики. Брюс отвернулся и сфокусировал все свое внимание на поле под ногами.
— В чем дело, пацан? — поинтересовался заключенный. — Что привело тебя в эту дыру, а? Что заставило подчищать наше де…эй, эй! Ты что это делаешь, а? — Он принялся бешено стучать по стеклу, когда Брюс сделал шаг в сторону. — Знаешь, что я сделал, чтобы сюда попасть? Я вырезал. И я был очень хорошим в своем деле.
Он провел жестом по шее и вниз, вдоль второй руки.
Брюс заторопился, пытаясь выкинуть из головы все воспоминания о пугающем голосе мужчины.
Следующая камера была ничем не лучше. В ней содержался огромный человек, кажущийся еще более крупным в своей робе. Каждый видимый сантиметр его смуглой кожи, включая лицо, был покрыт татуировками. Когда Брюс поравнялся с окошком камеры, гигант рассмеялся и не сводил с юноши взгляда, пока Уэйн не скрылся из виду. Затем мужчина со всей силы впечатал свое огромное плечо в стекло. Содрогнулся, казалось, весь этаж.
Третий заключенный был очень высоким и невозможно худым. У него были длинные пальцы и сломанные ногти, на бледной коже синими полосками проступали вены. Этого заключенного Брюс узнал — его показывали в новостях. Серийный убийца, обвиненный как минимум в двух десятках жестоких убийств. Четвертый узник был лысым и обладал очень толстой шеей. Его глаза были бледными и прозрачными, словно вода. Он мерил камеру шагами из угла в угол, пока его ботинки не упирались в стену.
Это были жестокие убийцы. Находясь на свободе, они терроризировали Готэм и регулярно становились героями сводок новостей. Теперь же Брюса отделял от них всего лишь тонкий слой металла и стекла.
Наконец, он дошел до конца коридора. Поравнявшись с камерой, в которой полицейские несколько дней назад громкими разочарованными голосами допрашивали заключенную, он притормозил. В памяти все еще крутились воспоминания об узниках, которых он только что миновал, об их искривленных усмешках, взглядах и жестоких преступлениях. Если здесь держали таких людей, что нужно было сделать, чтобы привлечь к себе такое пристальное внимание полиции? Кто сидел в последней камере?
Окно было достаточно большим, в половину его роста, чтобы можно было разглядеть большую часть камеры. Подобно остальным, она была почти пустой, внутри были только матрас, унитаз и раковина. Взгляд Брюса приковала к себе одинокая фигура в белом халате с длинными рукавами, сидящая внутри, прислонившись к стенке и вытянув ноги.
Это была женщина. Нет, «женщина» неподходящее слово. Это была девушка.
Она
