Я вспоминаю все, что слышала о Хидео. Большинство никогда не видело его без рубашки с воротничком, классических брюк и официального смокинга. Он редко и сдержанно улыбается. Его сотрудник сказал в интервью журналу, что работать в Henka Games могут только те, кто выдерживает его пронизывающий взгляд во время презентации. Я видела, как репортеры заикаются в его присутствии, а он терпеливо и вежливо ждет.
Я представляю нашу встречу. Возможно, он разок взглянет на меня и сразу отправит назад в Нью-Йорк без лишних слов.
Часы, парящие над моей кроватью, сообщают мне, что сейчас четыре утра посреди Тихого океана. Возможно, я больше никогда не смогу спать. В голове водоворот мыслей. Мы приземлимся в Токио через несколько часов, а потом я поговорю с Хидео. Я могу сыграть в официальных играх Warcross̕a. Эта мысль прокручивается в моей голове снова и снова. Как это вообще возможно? Прошлой ночью я взломала церемонию открытия Warcross̕a в отчаянной попытке заработать быстрые деньги. Сегодня я уже лечу в Токио на частном самолете, и это путешествие может изменить мою жизнь. Что бы сказал папа?
«Папа».
Я захожу в свой аккаунт и вижу прозрачный белый список опций. Я протягиваю руку и выбираю пункт в парящем передо мной меню.
Миры Воспоминаний
Когда я нажимаю на эту кнопку, меню предлагает дополнительные опции. Если я задерживаю взгляд дольше секунды, начинают проигрываться превью хранящегося там Воспоминания. Тут хранится память о том, как мы с Кирой праздновали нашу первую ночь в маленькой снятой студии, как я держала в руках свой первый чек за успешную охоту. Здесь и папка «Общедоступное избранное» – воспоминания, созданные другими, которые все могут посмотреть; например, побывать на месте Фрэнки Дена во время выступления на матче «Супербоул» или маленького мальчика, вокруг которого возятся щенки (это воспоминание посмотрели более миллиарда раз).
Наконец я долистываю до самого ценного подраздела – своих самых старых воспоминаний, в отдельной категории «Избранное». Это старые видео, снятые на телефон еще до появления «НейроЛинка», которые я потом загрузила в свой аккаунт. Они о папе. Я пролистываю их и останавливаюсь на одном. Мой десятый день рождения. Папа закрыл мне глаза руками. Хоть это и старое телефонное видео в низком разрешении, оно заполняет мое поле зрения через очки как гигантский экран. Я чувствую то же предвкушение, что и в тот день, тот же всплеск радости, когда отец убрал руки, и я увидела его картину, изображавшую нас на прогулке в мире разноцветных мазков, похожем на Центральный парк на закате. Я подпрыгиваю, верчу картину и залезаю на стул, чтобы поднять ее повыше. Отец улыбается мне, протягивает руки, чтобы помочь мне спрыгнуть. Видео идет до конца и автоматически переключается на следующее Воспоминание из моей папки. Папа в черном полупальто и ярком красном шарфе ведет меня по залам Музея современного искусства. Папа учит меня рисовать. Мы с папой выбираем пионы на цветочном рынке, а за окном льет дождь. Папа кричит: «С Новым годом!», стоя со мной на крыше с видом на Таймс-сквер.
Воспоминания проигрываются снова и снова, пока я уже не могу определить, где начало и где конец, и постепенно я погружаюсь в сон, окруженная призраками.
***Во сне я снова в старшей школе, в том эпизоде, который привел меня к аресту.
Я училась в одной школе с Энни Пэттридж – неуклюжей, стеснительной девочкой с добрыми глазами. Она держалась особняком и ела свой ланч в углу маленькой школьной библиотеки. Иногда я видела ее там. Мы не были подругами, но по-приятельски несколько раз болтали об общей любви к «Гарри Поттеру», Warcross’у, «Лиге легенд» и компьютерам. Иногда я видела, как она собирает с пола свои книги, которые кто-то выбил из рук, или как группка детей прижимает ее к шкафчику и лепит жевательную резинку к волосам, или как она выходит, спотыкаясь, из туалета с разбитыми очками.
А потом мальчик, работавший над групповым проектом вместе с Энни, сумел сфотографировать ее в душе в ее собственном доме. На следующее утро фотографии голой Энни были разосланы всем ученикам в школе, размещены на школьных форумах и онлайн. Начались издевательства. Распечатки фотографий с жестокими рисунками. Угрозы жизни.
Энни через неделю перестала ходить в школу.
В тот день я нашла данные всех учеников (и нескольких учителей), которые распространяли это фото. Школьная система безопасности? Ее было так же легко взломать, как компьютер с паролем «пароль». Оттуда я забралась в телефон каждого из них. Я скачала всю их личную информацию: данные кредитных карточек родителей, номера социального страхования, номера телефонов, все злобные электронные письма и смс, которые они анонимно посылали Энни, и, конечно же, самые компрометирующие личные фотографии. Особенно я постаралась достать все возможное у парня, который сфотографировал Энни. Потом я разместила это все онлайн под заголовком «Тролли в подземелье».
Представьте себе, что началось на следующий день. Плачущие ученики, разгневанные родители, школьные собрания, заметки в местных газетах. А потом полиция. А потом меня исключили. А потом я оказалась в суде.
Неавторизованный доступ к компьютерной системе. Намеренное разглашение личной информации. Безрассудное поведение. Четыре месяца в колонии для несовершеннолетних. Запрет на работу с компьютером на два года. Пожизненная красная отметка в моем личном деле, несмотря на возраст, из-за тяжести преступления.
Может быть, я была неправа и когда-нибудь пожалею о сделанном. Я и сама не поняла, почему так бросилась грудью на амбразуру именно из-за этого случая. Но иногда люди бьют тебя на перемене просто потому, что им кажется странной форма твоих глаз. Они нападают на тебя, потому что видят уязвимость, или другой цвет кожи, или непонятное имя. Они думают, что ты не дашь сдачи, а просто потупишь взор и спрячешься. И иногда, чтобы защитить себя и попытаться прекратить это все, ты так и делаешь.
Но иногда ты стоишь в такой позиции и обладаешь таким оружием, что можешь нанести ответный удар. Так что я ударила. Быстро, сильно и яростно. Я нанесла удар только с помощью языка микросхем и электросигналов, языка, который может поставить людей на колени.
И, несмотря ни на что, я сделала бы это снова.
***Когда мы наконец приземляемся, я совсем без сил. Я натягиваю помятую рубашку, достаю рюкзак со своими немногочисленными вещами и следую за стюардом вниз по трапу. Над входом в терминалы аэропорта надпись на японском. Я ничего не понимаю, но и не нужно, потому что над ней появляется виртуальный перевод на английский. «Добро пожаловать в аэропорт Ханеда!» – гласит надпись.
