Воронья Лапа молчал пять лет. Лучше б он промолчал еще пятьдесят. Я б лучше заполз в таверну, раздобыл бутылочку подешевле и постарался изо всех сил не думать про то, что сотворил с Ненн. Но чертова птица на руке требовала шевелить задницей. Я хорошо помню, что стало с капитаном «Черных крыльев», не выполнившим задание. Воронья Лапа растянул забаву на несколько дней. К счастью, меня он заставил смотреть на свои шутки всего день.
Надо идти с визитом на мануфактуру фоса, а значит, в гости к ясновельможным князьям. Измена не растет сама по себе, она пускает корни в плодородном месте. Ей нужны продажность, жадность и ложь. Чтобы Машина не осталась грудой хорошо смазанного железа и работала, нужна армия «талантов», добывающих фос. На моем веку впервые «талант» подалась в приспешницы. Ее голова лежит в моем мешке, немая навсегда. Все нужно разузнавать самому. Ее звали Лесси. Ничем не примечательная женщина. Они с мужем читали запрещенные стихи, полную лжи еретическую книгу «Песни глубины». Когда люди забивают себе голову мрачной чушью, с ними начинается странное. Они творят несуразное, настроение скачет. Наверняка хозяйка фабрики, княгиня Эроно, заметила неладное. Лесси могла повлиять на другие «таланты», а это очень опасно. Пусть у Эроно и королевская кровь, отвечать ей все равно придется.
Мануфактура фоса в Валенграде выдавала на-гора не так уж много. Насколько я разбираюсь в плетении света, есть места, где это легче и эффективней. Выработка зависит от удаленности от лун, атмосферного давления и прочего. Суть в том, что место для мануфактуры обычно бывает одно хорошее на сотню миль в округе. Именно потому Нолл воздвиг Машину именно здесь и построил вокруг нее Валенград. И пусть ядро Машины лежит под цитаделью и отлично защищено, мануфактура фоса – на окраине. Прочие фабрики лязгают, скрежещут и вообще хорошо слышны. Плетение фоса требует покоя. Оно – искусство, и лучше его держать подальше от суеты.
Я подъехал к широким куполам мануфактуры на закате. Перед ней вяло колыхались два флага: с храмом о девяти колоннах, символизирующим Великий союз свободных городов Дортмарка, и с личным гербом княгини Эроно Хайренградской. Союз возник в те дни, когда Глубинные короли привели сюда армии, желая подчинить западные земли. Свободных городов было девять – до тех пор пока оружие Вороньей Лапы не испепелило Адрогорск и Клир. Семь оставшихся избрали по князю-электору. Электоры выбирали великого князя. Число голосов, которыми располагал каждый электор, зависело от количества людей и припасов, поставляемых городом каждый год на границу. Союз был создан ради общей обороны и погряз в коррупции и бюрократии, как любое политическое устройство. Великого князя всегда выбирали из Леннисграда, поскольку там могли позволить самые жирные взятки и поставляли больше всего солдат. Князья большей частью пеклись только о самих себе, сидели далеко на западе в мраморных виллах и думали о тихих солнечных днях посреди садов и виноградников да о прелестях очередной наложницы. Среди ожиревшего дерьма княгиня Эроно сияла как путеводный маяк. Она понимала, какое зло пришло в наш мир, и всегда вставала на его пути.
В последнее время моя жизнь стала непрерывной чередой попыток пробиться к начальству сквозь кордон заносчивых пешек. Но на этот раз секретарь оказался на удивление деловит и расторопен. Он включил коммуникатор, выстучал послание. Зазвонил колокольчик, и за мной пришли.
– Оставьте меч в приемной, – велел пришедший.
Он был поменьше меня, не такой широкий в плечах, да и старше – но вид имел обветренный, побитый жизнью и очень опасный. Череп выскоблен до синевы, усы завиваются наружу, словно бычьи рога. Пальцы, принявшие мою перевязь и ножны с кинжалом, толсты и крепки. Мясник. И малость смахивает на бульдога. На вояке прорезной камзол на синей шелковой подкладке, на левой стороне груди вышито имя «Станнард».
– Будьте добры, следуйте за мной и, пожалуйста, не трогайте ничего, – сказал Станнард и повел меня на мануфактуру.
Да уж, вежливо. И яснее некуда, что не просит, но приказывает.
В главном зале полно машин, но людей всего горстка. Зал огромный, я таких и в замках не видывал. По меньшей мере две сотни шагов в длину, ширина – половина того. Свет только от лун. Под трубами – многие ряды ткацких станков для фоса. В трубах системы огромных линз, собирающих свет и фокусирующих на станках. Остальной зал погружен в темноту, пол едва различим.
– А где же работники? – спросил я.
Мой голос пусто и безжизненно прозвучал в огромном зале.
– Глаза есть? – осведомился Станнард. – Так смотри.
Да, за станками сидели «таланты» – слабо одаренные спиннеры. Они носили толстые очки с системой линз, чтобы лучше различать оттенок света, извлекаемого из воздуха. «Таланты» словно играли на невидимых арфах, вытягивали разноцветные световые нити, мотали их на катушки-батареи по бокам станков. Люди работали внимательно, упорно и методично, отделяя красное от синего, золотое от белого. Не слишком впечатляющая магия, да я и видывал ее раньше. Но разноцветные нити, появляющиеся будто из ниоткуда, привораживали взгляд. Здесь запасалась энергия, питающая фонари Валенграда и коммуникаторы, отправляющие сообщения на пограничные станции. Даже большие общественные печи в Стойлах были с системой зажигания от фоса, собранного здесь.
Но я пришел не за зрелищем и не за светом. Мы прошли мимо «талантов», словно призраки. Люди целиком погрузились в работу, не отрывали взгляда от живого фоса меж пальцами. Все – моложе тридцати. Способности проявлялись, как правило, около двадцати. А работа на мануфактуре быстро изнашивала тела и разум. На свет лун нельзя смотреть слишком долго. Потом – финал. А «таланты» обычно и так искалечены. В лучшем случае обожжены лишь ладони или пальцы. Но бывает и гораздо хуже. Когда человек обнаруживает в себе силу, она прорывается мощным сиянием и жаром, беспощадным к носителю. Но меня не пугают шрамы. Я видывал всякие.
Мне не очень понравилось то, что пустовал каждый пятый станок. Скажем прямо: мне стало не по себе. Было тихо. Лишь изредка слышалось звяканье либо щелчки, когда поворачивали колесо либо ставили новую катушку. Станнард провел меня между машинами. На ходу я провел пальцем по шестеренкам. Пыль. Толстый слой. Часть машин закрыта брезентом. Здесь, поблизости от Машины Нолла, рабочих должно быть больше всего. Отчего же их нет? Бессмыслица.
– Вот кабинет княгини Эроно, – сообщил Станнард.
У двери на часах стоял его сверстник с широким тесаком на поясе.
– Если хоть дернешься и нас встревожишь – вспорем быстрее, чем свинью на празднике, – заверил Станнард. – Понятно? Вообще хоть как: грубым словом, грубыми манерами или просто дохнешь не так.
– Очень
