Я перерезал шнур, уложил тело у окна, прикрыл портьерами, будто саваном. Малдон прикончил почти весь Командный совет, а Венцер закончил работу «малыша». С минуту я стоял и глядел в окно. Драджи собирались на очередной штурм. На этот раз они соорудили что-то вроде осадных башен. На них мигали огоньки. А у наших пушек не осталось пороха, чтобы остановить врага.
Я взял шляпу и быстро вышел из кабинета в маршальскую канцелярию. Там коммуникатор выбивал послание из Три-шесть. Я прислушался к череде щелчков и пауз.
Силы Дхьяры наступают. Армия огромна. Оценка: двести тысяч. Ожидаем штурма через два дня. Нам не помогают Безымянные. Запрашиваем срочную активацию Машины Нолла. Силы Дхьяры наступают. Армия огромна. Оценка: двести тысяч. Ожидаем штурма через два дня. Нам не помогают Безымянные.
Коммуникатор упорно повторял одно и то же. За столом сидела перепуганная секретарша и плакала. Красивая секретарша – конечно, если бы не слезы и страх.
– Нас все бросили, – дрожа, пробормотала она. – Сэр, что нам делать? Кто сейчас командует?
Я немного подумал над вопросом. Ответ был очевиден и совсем не нравился мне. Но судьба – та еще сука.
– Вы знаете, как управляться с коммуникатором? – спросил я.
Девушка кивнула. Святые духи, да ей и двадцати нет. Такой ребенок, и остался умирать здесь, с угрюмыми разочарованными стариками.
– Да, сэр.
– Тогда за дело. Нужно отправить сообщение.
Девушка тут же кинулась исполнять, словно приказ оказался чудесным лекарством, исцеляющим душевные раны. Она уселась перед коммуникатором, взялась за рычаг и посмотрела на меня.
И что ей сказать? Что с нами покончено? Что Венцер, все генералы, бригадиры и полковники мертвы? Что Валенград потерял уже половину сил и не может удержать стены? Что Машина Нолла – горькая ложь, фальшивое обещание колдуна, то ли уже погибшего, то ли просто наплевавшего на обещания? Я мог бы послать их подальше, сказать, что их судьба уже не наша проблема, пусть управляются сами. Я мог бы сказать, что теперь уж ясно, чего нам стоило доверие князьям. Я мог бы сказать, что мне жаль, или не жаль вовсе, или что теперь ничего уже не важно.
Я подумал про Эзабет, и мне захотелось, чтобы между нами все произошло иначе. Я подумал о человеке, которого она любила столько лет назад. Я попытался представить то, что сделал бы тот юноша. Молодые знают больше опытных усталых стариков. Молодые видят яснее. Их способность отличать добро от зла не замутнена обидой и злостью. Когда молодой бригадир повел войска из Адрогорска, он поступил так не ради Дортмарка, князей или карьеры. Он хотел спасти друзей, тех мужчин и женщин, кто стоял с ним плечом к плечу. Пусть ему не удалось – но он хотел и сделал все для того. Он не мыслил о стратегиях и судьбах, а видел только своих ближних. Отчего-то я забыл того юношу. Я высоко задрал голову, а увидел только испорченное магией расколотое небо Морока.
Ненн. Тнота. Эзабет. Даже Дантри стоил того, чтобы драться за него.
– Сэр?
– Вы готовы? – спросил я.
– Да, – ответила она и расправила плечи.
Я водрузил себе на голову широкополую маршальскую шляпу, прокашлялся:
– На связи исполняющий обязанности маршала границы Рихальт Галхэрроу. Держите границу. Любой ценой. Держите до последнего.
Глава 36
Я послал человека отыскать Эзабет с Дантри, затем собрал оставшихся командиров в свободном от трупов зале цитадели. Глядеть было не на кого. Никого в настоящих чинах. Лейтенанты, произведенные в бригадиры, сержанты – в капитаны. Они слушали меня, потому что у меня на голове была шляпа Венцера, а на лацкане – его булавка. Сказать мне было в особенности нечего. Я лишь оповестил всех, что надо продержаться до прихода помощи, а она уже близко: великий князь идет с полусотней тысяч солдат. Мне поверили. И неудивительно: что может знать младший армейский офицер?
Я произвел Ненн из рядовых в генералы. Абсурд? Так мы живем в абсурдные времена. Ненн не слишком хорошо считает и едва ли сможет прочитать что-нибудь длиннее своего имени, но уж гонять подчиненных она умеет отменно.
Если б мы не торчали по уши в дерьме, карьера Ненн была бы поводом для здорового хохота.
Я услал всех, кроме Ненн, с приказами держать стену и укрепляться всеми доступными средствами. Я не рассказал ничего ни о машине, ни о Шаваде. Зачем отнимать надежду?
– У нас не хватит людей держать стены, – сказала Ненн. – У нас, самое большее, тысяча парней. И ни стрел, ни пушек. «Красная стая» сделала ноги час назад. «Черные драконы» удрали обстоятельно, по пути ограбив торговые кварталы. Большинство оставшихся – гренадеры «Черного лебедя» и те из регулярных, кто покрепче.
– Спиннеры?
– Все трупы, кроме уродливой суки.
– А если мы укрепимся за стенами цитадели? Как думаешь, там продержимся дольше?
– Какой смысл? – заметила Ненн. – Если мы потеряем город, ради чего держаться? Я же знаю, никакие полсотни тысяч к нам не идут. Драджи спокойно уморят нас голодом, если захотят, конечно. Мы – глупый арьергард. Умники драпают со всех ног и садятся на корабли. Воронья Лапа слинял, а Леди Волн не удержится на своем острове, если Глубинные короли оседлают Дортмарк.
– У тебя есть идеи получше?
– Выслать в Морок леди Танза, навьюченную канистрами, и посмотреть, сумеет ли она взорваться так, чтобы учинился второй кратер Холода.
Мы молча уставились друг на друга. Секретарша сделала вид, что не замечает нас. Злоба повисла в воздухе душным облаком. Взгляд Ненн стал мертвым и холодным. Так смотрят, когда собираются воткнуть в сердце нож.
– Что у тебя не так с Танза? Она же спасла твою и мою жизнь не раз и не два, – спокойно выговорил я.
Надо держать себя в руках. Похоже, Ненн теряет контроль над собой. Стресс.
– Я никогда не видел, чтобы вы перекинулись хотя бы парой слов, – добавил я. – Генерал, в чем дело?
Лицо Ненн – сплошная уродливая злоба. Генерал была без деревянного носа – сняла его, когда пришлось драться врукопашную.
– Ты вряд ли захочешь знать, – ответила она, глядя мне прямо в глаза.
– А если мне нужно?
Мы сверлили друг друга взглядами. Наконец Ненн, прищурившись, выговорила:
– Я простила тебя за то, что ты изувечил меня. Не твоя вина. Несчастный случай. С кем не бывает. Наверное, мне не стоило торчать так близко к тебе. Видишь ли, я пыталась защитить твою спину.
Я кивнул. Я тогда даже не извинился. В жизни всякое дерьмо случается. Хотя извиниться все же стоило.
– Но вот появляется она, идет к тебе, у тебя вышибает мозги, и ты пялишься на нее, будто она
