7: Весы – Скорпион 2105
У Орла Луны подают отличные «мартини», но Ариэль оставляет свой бокал нетронутым на столе из полированного камня, у самого края пропасти.
– Я думал, в какой-то квадре всегда наступает час «мартини», – замечает Орел.
– Сегодня утром мне не хочется пить.
Они сидят лицом друг к другу за каменным столиком, под скульптурным навесом Оранжевого павильона, на самом краю громадного склепа – хаба Антареса. По́зднее движение гудит по мостам и пешеходным переходам, кабины канатных дорожек ездят вверх и вниз, подрагивая. Солнечная линия темнеет: наступает вечер, и по мере того как дневной свет уходит к дальним краям проспектов квадры, загораются уличные огни. Когда Ариэль в последний раз сидела в этом бельведере, любуясь грандиозным видом, было утро. Когда она в последний раз сидела в этом Гнезде, Орел Луны приказал устроить династический брак. Корта и Маккензи. Лукасинью и Денни. С бергамотов на декоративных деревьях не до конца стерлась серебряная краска, которой их покрыли, украшая для свадьбы.
– Я требую объяснений, Джонатон.
– Совет намеревался выдвинуть вотум недоверия. Я их опередил.
– Ты взял их в заложники.
– Арестовал.
– Наша правовая система не знает процедуры ареста. Ты их похитил и удерживаешь в заложниках. Где они?
– Под охраной в собственных квартирах. Я предусмотрительно уменьшил им дыхательный рефлекс. Эта мера чудесным образом обеспечивает покорность.
– В уставе КРЛ нет ничего, разрешающего тебе похищать и удерживать членов совета Корпорации по развитию Луны.
– Это Луна, Ариэль. Мы делаем то, что хотим.
– Хочешь, чтобы я уволилась, Джонатон? Я так и сделаю, если ты и дальше будешь обращаться со мной, как с дерьмом. Там, снаружи, восемь тысяч жалоб, и только я стою между ними и тобой.
– Мне намекнули, что совет попытается снять меня с должности на том собрании.
– Видья Рао.
– Э предсказалэ попытку выдвинуть вотум недоверия. Советом руководили с Земли. Земные государства играют против меня.
– Почему ты заключил со мной сделку, Джонатон?
– Машины Видья Рао делают предположения, опираясь на закономерности, часто неразличимые для людей. Э отследилэ финансовые потоки до самого начала через сбивающую с толку громаду компаний-пустышек и государственных инвестиционных фондов. В центре всего находится известный тебе человек. Твой брат.
Ариэль сует клатч от Оскара де ла Ренты под мышку и разворачивает кресло, чтобы уехать.
– Фантазия, Джонатон. Паранойя. Я ухожу. С нашим контрактом покончено. Я больше не твой представитель.
Джонатон Кайод тянется через стол и хватает Ариэль за руку – проворное движение для крупного мужчины.
– Лукас пережил покушение на убийство, которое устроили Суни, сбежал с Луны и нашел приют у ВТО.
– Отпусти меня, Джонатон. – Они с Джонатоном Кайодом встречаются взглядами. Он отпускает ее запястье. Орел еще и сильный мужчина: его пальцы оставили бледные отпечатки на ее коричневой коже. – Ты нанял меня в качестве щита.
– Да.
– Пошел ты, Джонатон.
– Я-то пойду. А ты ходить хочешь?
Ариэль смотрит на «мартини». Холодный, крепкий и святой. Она берет бокал со стола и делает глоток. Здравомыслие, уверенность. Восхитительно.
– Я в безопасности, Джонатон?
– Я предвосхитил его попытку сместить меня.
– Джонатон, ты дурак, если думаешь, что у моего брата всего один план.
* * *На ладейре восьмой западной улицы отстал последний верующий. Марина бежала одна вот уже час и десять минут. Она будет бежать, пока кто-нибудь не присоединится. Такова религия Долгого Бега. Кто-то всегда присоединяется. Долгий Бег никогда не прекращается.
В новой квартире Марина чувствует себя словно в клетке и стремится оттуда вырваться. Ее жизнь теперь не так уж бедна, однако новообретенного комфорта вкупе с безопасностью ей не хватает. Физическая подготовка к возвращению на Землю наделяет ее жаждой познания новых возможностей собственного тела. Она вспоминает про Долгий Бег: тела, краска на коже, цветные шнуры и ленты ориша, слияние в нечто единое, бессознательное сознание, где время и расстояние испаряются, физические ограничения растворяются; многоногий зверь, который бежит во тьме внешней и поет.
Она вспоминает Карлиньоса. Струйки пота, размазывающие флуоресцентную краску на его груди и бедрах. Его недосягаемость и самодостаточность в тот момент, когда они прервали дарованное бегом вознесение на небеса. Темный и мягкий бархат его кожи, который она ощущала в своей постели в ночь перед тем, как он отправился на битву. То, каким она увидела его в последний раз: неистовым и ликующим в луже крови Хэдли Маккензи на полу Суда Клавия.
Она услышала через перешептывания по спортивным и фитнес-каналам, через своего инструктора по Грейси джиу-джитсу, через сантиньюс, которые уехали из Жуан-ди-Деуса после того, как Брайс Маккензи превратил его в свою столицу. Долгий Бег переместился в Меридиан. Ему требовалась критическая масса участников. Он изначально должен был быть вечным. Всегда какое-то тело должно двигаться. Меридиан отличался от Жуан-ди-Деуса; в нем не было кругового служебного туннеля далеко от главных проспектов, по которому могли бы постоянно бежать верующие, распевая песнопения. Разработали маршрут – сложная петля служебных троп через семь уровней проспекта Волка[23]: семьдесят километров. Потом пять проспектов квадры Водолея: триста пятьдесят километров. В конечном итоге Бег должен был покрыть все три жилых зоны: тысяча пятьдесят километров.
Новый Долгий Бег требовал шестьдесят часов для завершения одного оборота: самый длинный непрерывный бег в двух мирах. Опасность в том, что такой бег на выносливость мог стать модной штукой, а суть Долгого Бега – не в состязании или вызове. Она в дисциплине и трансцендентности. Система предупреждений обеспечивала постоянное наличие хотя бы одного бегуна. Марина не основатель – она хранитель; она наполняет длинные пустые отрезки маршрута, и час превращается в два. Она находит личную трансцендентность в этих длинных пустых коридорах. Она думает о Земле, о том, как истончаются ее кости, как растет мышечная масса. Она думает о времени, когда бег будет под запретом. Ее ждут недели в инвалидном кресле и месяцы на костылях. Пройдет год, прежде чем она осмелится надеть что-то короткое и обтягивающее и побежать. И даже тогда это будет всего лишь бег. Ни святых, ни голосов, ни причастия.
Она думает об этом, чтобы не думать об Ариэль.
«Точка встречи через шестьдесят секунд», – говорит Хетти. Марина видит, как по ладейре 26-й Западной поднимается бегунья. Они встретятся у входа на мост 18-й улицы.
– Que sues pes correm certeza,[24] – говорит женщина. Она одета и разрисована
