— Не нужно врать, тогда и неприятностей будет меньше, — на прощанье посоветовал адмирал. — Не всем так везет, как сегодня вам.
Трясясь в карете, везущей меня в трущобы, я мысленно с ним соглашалась. Скажи вчера правду о том, где живу, я бы спокойно добралась до дома, не встретила Тимарда и, как следствие, не оказалась бы за решеткой. И мне действительно повезло, что адмирал снова оказался рядом и решил помочь. Не случись этого, даже думать не хочется, что бы меня ожидало.
Отца я застала сидящим с почти пустой бутылкой прямо на лестничных ступенях. Дом за время моего отсутствия успел промерзнуть, входная дверь была приоткрыта, и в прихожую нанесло снега.
Не разуваясь, я первым делом прошла в гостиную и растопила камин, используя последние заготовленные дрова. А когда после собралась подняться в свою комнату, пошатывающийся отец преградил мне путь. Он смотрел на меня долгим уничтожающим взглядом, а затем замахнулся, намереваясь ударить.
Я инстинктивно зажмурилась, готовясь к боли, но удара не последовало. Несмотря ни на что, папа никогда не поднимал на меня руку, не осмелился и сейчас.
— Вся в мать, — прохрипел он, освобождая проход. — Иди, и чтобы глаза мои тебя не видели!
Он был пьян, во мне проснулась кровь ундин, поэтому такая реакция не удивляла. Избавив папу от своего присутствия, я заперлась в комнате и, тяжело вздохнув, принялась ликвидировать учиненный стражами погром.
ГЛАВА 5
На следующий день мой бурно проведенный выходной обсуждал весь рынок. Когда я явилась на работу, заработала уйму разнообразных взглядов: кто-то смотрел осуждающе, кто-то сочувственно, а кого-то распирало праздное любопытство.
— Отпустили бы ее просто так, как же, — шушукались за моей спиной торговки мясом. — Оказала следователю определенные услуги, вот и отмазалась!
— Да ладно тебе, хорошая же девчонка, может, недоразумение какое…
— В тихом море глубинные водятся! — поддакнула сварливая Дакра, слывущая первой сплетницей Сумеречья. — Думает, смазливая, так за красивые синие глазки все простится! Не удивлюсь, если она там весь отдел развлекала!
— Тише ты, она же услышит…
— А и пусть себе слушает!
Я только натягивала капюшон до самых глаз и ускоряла шаг. Стыдиться мне было нечего, к сплетням и пересудам давно была равнодушна и знала, что чем тише себя ведешь, тем быстрее отстанут. Им ведь только повод нужен, чтобы цепляться, а когда ответной реакции не следует, весь интерес угасает.
Пираньи злобные! И ведь много людей на рынке хороших, в прошлый раз за нас с Далией вон как заступались! Но всегда существуют те, кому чужие неудачи только радость приносят. Как только оступишься, тень на репутацию заработаешь — тут же набросятся, сожрут и не подавятся.
От позавчерашней лояльности господина Митто не осталось и следа. Целый день наниматель был хмурый, злой и спускал на меня всех собак. Его явно раздосадовало недовольство покупателей, то и дело бросающих в мою сторону косые взгляды.
И все-таки обидно! Я ведь не виновата, что нарвалась на нетрезвых троллей и случайно попала под подозрение стражей. Действительно не виновата!
«Не нужно врать, тогда и неприятностей будет меньше», — непрестанно повторяла я про себя слова адмирала Рея.
Казалось бы, солгала в такой мелочи, а как много эта ложь за собой повлекла. Надо признать, я, хоть и предполагала повышенное внимание к своей персоне, такой реакции все-таки не ожидала. Единственное, что радовало, — это предстоящий праздник, обсуждение которого велось не менее бурно.
С Далией за весь день мы так и не увиделись. Работы было много, из-за скверного настроения господина Митто заглянуть в нашу лавку она не решилась, и домой я собиралась идти одна.
Как только закончила с уборкой рабочего места, ко мне подошел наниматель. Пересчитав вырученные за день деньги, он отправил их в сундучок, который всегда носил при себе и, глядя куда-то в сторону, произнес:
— Ты, Фридка, работница, конечно, хорошая. Исполнительная, к труду привычная, хоть и опаздываешь иногда. Но сама знаешь, как у нас здесь слухи быстро расползаются. Дело не только в твоем временном взятии под стражу. Ты ведь еще и полуундиной оказалась…
Последняя фраза прозвучала как обвинение, и господин Митто все-таки решился поднять на меня глаза. Я не шелохнулась и молча в упор на него смотрела. Уже знала, что за этим последует, но верить отказывалась.
Плечи господина Митто поникли.
— Мне-то все равно, будь ты хоть глубинной, но остальным свою голову не приставишь. Да полрынка с контрабандистами повязано! Но в своем глазу все и бревна не замечают, а в чужом… эх! — Обреченный взмах рукой и повторившееся обвинение: — А ты еще и полуундина! У нас тут почти все бабы страшные как глубинный грех, вот и завидуют. Думают, тебя из-за этого… ну… ты понимаешь, из-за чего отпустили.
Я понимала, но по-прежнему не верила, что все это происходит на самом деле.
— В общем, так, — резюмировал наниматель. — Увольнять я тебя не буду, но лучше пока возьми отпуск на месяцок-другой. Оплатить его, сама понимаешь, не могу, тут уж ничего не поделаешь. Но как вернешься — и слухи поулягутся, и утрясется все, да и вообще о тебе забудут.
Месяцок-другой?
На столько времени остаться без зарплаты?!
— Господин Митто, — попыталась я воззвать к его совести. — Вы ведь знаете, мне очень нужна эта работа. Куда я еще пойду, особенно теперь? На что жить буду?
Тот снова отвел глаза и сухо сообщил:
— Я уже и замену тебе подыскал. Дочурка знакомого моего давно торговкой хотела устроиться…
Теперь все окончательно прояснилось, и я горько усмехнулась. Попрощавшись, бросила мокрую тряпку, что во время разговора держала в руках, и вышла из лавки. Отойдя на несколько шагов, вспомнила, что забыла остатки синеводки и вернулась обратно. Сначала гордость воспротивилась, но мысли о голодных морских котиках быстро ее усмирили.
Я брела по ночному Сумеречью, направляясь к заброшенному причалу. Плакать больше не плакала, но внутри все так и ныло от немой безнадежности. А еще я злилась на себя, что в
