Неловкость висела между нами недолго, и уже через несколько мгновений куратор смотрел на меня так, что я понимала: вопросы все-таки будут и прямо сейчас. Мысленно стала размышлять, как объяснить свое присутствие здесь и стоит ли вообще это делать, как вдруг совсем рядом прозвучало:
— Слушайте, заткнитесь уже, а? Давайте валите отсюда!
Хрипловатый голос с характерным акцентом явно принадлежал дроу, и мое сердце встрепенулось. Наплевав на то, что обо мне подумает Косичка, я подбежала к невзрачному на вид сугробу и принялась разбрасывать в стороны снег.
— Эй, ты что дэлаешь, дура? Брюд, ты глянь, что она дэлает!
В следующее мгновение мои пальцы коснулись чего-то твердого, и это что-то одним рывком открылось. Откинув крышку люка, дроу высунулся из него по пояс и так на меня зыркнул, что я едва не упала на снег.
— Чего буянишь, а? — возмущенно вопросил он. — Вали, кому сказано было? Тэбе сказано было! Ты вообще понимаешь язык двулунный, нэт?!
Позади заскрипел снег, и надо мной нависли две тени: Льео и Тэйна — да-да, на сей раз его сокращенное имя мне запомнить удалось.
Не дожидаясь, пока дроу еще что-нибудь скажет, а Косичка попытается вмешаться, я на одном дыхании выпалила:
— Что твое, то мое, а что мое, никому не отдам!
Тишина. Абсолютная, ничем не рушимая тишина.
Дроу таращился на меня так, словно увидел выползшую на сушу гидру, и братья ундины, судя по потрясенному молчанию, делали то же самое.
— A-а, так ты гость, да? — первым опомнился представитель темного народца. — Что ж сразу-то не сказала? Слыш, Брюд? — крикнул он кому-то внизу. — Говорил тэбе, все бабы — дуры!
И, уже снова обращаясь ко мне:
— Ну, проходи давай!
А это уже ундинам:
— Вы с ней, нэт?
Не успели ни я, ни Тэйн опомниться, как Льео с громким криком «да!» сиганул вниз. Едва не сшиб разразившегося бранью дроу, ловко юркнул мимо него, и до нас донесся гулкий стук его удаляющихся шагов.
Косичка тут же хотел броситься следом, но был остановлен непередаваемо возмущенным:
— А дэньги?!
Вспомнив, что Большой Бим говорил о пяти сребрениках, я быстро достала их из кармана, пересчитала и сунула дроу. Затем присела на краешек люка, спустила вниз ноги и уже приготовилась спускаться по каменной лестнице, как заметила, что Тэйн неподвижно замер. На его щеках ходили желваки, кулаки медленно сжимались и разжимались, а немигающий горящий взгляд уперся прямо в меня. Чем вызвано такое поведение, я поняла почти сразу и, не став вынуждать его снова переступать через гордость, отсчитала дроу еще пять монет.
— А за мальца?! — с еще большим возмущением вопросил дроу.
Приняв позвякивающие сребреники, он сунул их в висящий на поясе мешочек и махнул рукой, призывая идти за ним.
— Завтра отдам, — глухо проговорил спускающийся за мной Косичка, явно пытающийся справиться с уязвленным самолюбием.
Завтра у меня прямо день возвращения долгов намечается…
Лестница была довольно узкой, выложенные камнем земляные стены источали холод, и единственным, не дающим оступиться источником света служили роящиеся вокруг морские светлячки.
Лестница привела нас в узкий, утопающий в полумраке коридор, где уже стоял улыбающийся Льео. Причем улыбающийся так, словно не он несколько минут назад размазывал по щекам слезы и едва не стал ужином для разозлившихся ши.
— Иди сюда! — привычно командным тоном позвал его Тэйн.
Даже мне захотелось подчиниться, но у мальчонки, видимо, имелся иммунитет. Вместо того чтобы беспрекословно послушаться, он побежал вперед и выкрикнул:
— Я только одним глазком!
Косичка являл собой крайнюю степень молчаливого бешенства, но бегать по катакомбам за малолетним сорванцом явно считал ниже собственного достоинства, которое в этот вечер и так подверглось испытаниям.
— Что ты здесь делаешь? — негромко спросил куратор, уже обращаясь непосредственно ко мне.
Я промолчала и ускорилась, догоняя идущего впереди дроу, которого первый звал Брюдом.
Мое молчание куратора явно не устраивало. Он схватил меня за предплечье и, четко выговаривая каждое слово, повторил:
— Кадет Талмор, немедленно отвечайте, что вы здесь делаете!
Я открыла и закрыла рот. Набрала побольше воздуха и как можно спокойнее проговорила:
— Мы сейчас не в корпусе, и такое обращение неуместно, как и подобные вопросы. То, где и как я провожу свое личное время, тебя не касается.
Даже сама удивилась тому, насколько твердо и совсем на меня не похоже это прозвучало. Просто вдруг с предельной ясностью осознала, что я сейчас права и отчитываться перед ним не обязана. В конце концов, он тоже находится здесь — в катакомбах дроу. А значит, рассказать кому-нибудь о том, что меня здесь видел, не бросив при этом тень на собственную репутацию, не сможет.
Тэйн хотел еще что-то сказать, но в следующее мгновение передумал и резко убрал от меня руку. Далее мы шли в гробовом молчании, а когда оказались на развилке коридора, сопровождающий нас дроу остановился и, не оборачиваясь, сообщил:
— Вам налэво, дверь в конце коридора.
И, развернувшись, потопал в обратном направлении, что-то негромко напевая себе под нос. Когда мы приблизились к упомянутой им двери, Льео уже стоял около нее и, притоптывая от нетерпения, нас дожидался. Входить внутрь один он явно боялся, хотя и очень хотел.
Дверь доставала почти до самого потолка, который в этом коридоре был гораздо выше, нежели при входе. Двустворчатая, из темного дерева, с головой гидры на тяжелом металлическом кольце, выглядела она внушительно.
Не знаю, на что надеялся Льео, но как только мы с ним поравнялись, Тэйн бесцеремонно схватил его за руку.
— Мы уходим! — не терпящим возражений тоном заявил он и, когда брат воспротивился, жестко добавил: — Сейчас же!
Меня их семейные разборки не касались, и больше терять время попусту я не намеревалась. Собравшись с духом, потянула на себя кольцо, и дверь отворилась неожиданно легко, словно была изготовлена из пуха, а не из тяжелого дерева.
Моим глазам открылся огромный, выложенный темно-серыми каменными плитами зал, который помимо светлячков освещали горящие на стенах
