– Думаешь, наша парочка скоро захочет отсюда смыться?
– Не исключено. Или им понадобится наша помощь в чем-нибудь еще, – при этой мысли он испытал что-то вроде удовлетворения. Проклятье, он к ним и вправду прикипел. – Ты по-прежнему недооцениваешь девчонку. Однажды она тебя удивит. А может, даже меня.
Шара вновь бросила взгляд на свой корабль. Пыльная поземка мела по посадочной полосе.
– Значит, мы не собираемся стартовать под покровом ночи, как только пираты используют шлюз и ключ Ольфура сможет перенести нас в другое место?
– Нет. Пока нет.
Шара провела рукой по своей лысой голове – до самой Звезды Горечи, вытатуированной на затылке. Кранит давно уже понял, что она из тех людей, для которых стремление к цели куда важнее, чем ее достижение. Она всю жизнь будет искать свою Звезду Горечи, которая будет сиять для нее то в одном, то в другом уголке Галактики, словно таинственная комета, полет которой определяет ее судьбу.
– А до того? – осведомилась она.
– Пристрелим пару здешних парней. Просто так, чтобы форму не растерять.
– Отличный план, – она бросила на стол кисет с панадским жевательным табаком. Кранит изрыгнул проклятие: он полагал, что надежно спрятал свои запасы на борту.
– Твоя очередь, – сказала она.
56
В центре песчаной арены, окруженной рядами трибун – безлюдными мощеными ступенями под серебристым небом, – сидели друг напротив друга Муза и робот.
Она притянула колени к груди, обхватила их руками и смотрела на него. Он постарался принять такую же позу, насколько позволяла его стальная анатомия, которую он пытался уподобить человеческой: две ноги, две руки и туловище с головой-полусферой, напоминающей перевернутую металлическую миску.
Вокруг них по кромке арены выстроилось оцепление – тяжеловооруженные часовые в массивных черных доспехах. Досчитав до пятидесяти, Иница остановилась: солдат было, наверное, вдвое больше. Они стояли у подножия трибун, не сводя взглядов и дул с двух фигур, сидящих на песке в тридцати метрах от оцепления. У одного из подтрибунных выходов было установлено тяжелое лазерное орудие. Если солдаты успеют сделать из него хотя бы три-четыре залпа, в центре арены останется лишь зияющий кратер.
Над ареной серебрился силовой щит – колпак энергии настолько плотный, что робот не смог бы прорвать его изнутри. Вероятно, изначально это сооружение строилось как убежище для населения во время воздушных налетов.
Однако сегодня арена служила для одной-единственной цели – изолировать от окружающего мира две машины. Вот уже много часов они неподвижно сидели на песке и смотрели друг на друга. Даже обвешанные оружием бойцы в бронепластике не отважились разлучить их. Поэтому их не трогали, но глаз с них не спускали, ни на миг не теряя бдительности.
– Они разговаривают без слов, – сказала Иница.
Они с Гланисом сидели на одном из верхних рядов – единственные гражданские зрители этого небывалого спектакля. На остальных каменных ступенях не было ни души.
– Хотелось бы знать, о чем, – отозвался Гланис.
Разумеется, специалисты Фаэля предприняли попытку перехватить данные, которыми, вероятно, обменивались Муза и робот, но у них ничего не вышло. Докладывая о своей неудаче, они имели вид сколь изумленный, столь и встревоженный.
По лицу Гланиса было заметно, что двое внизу его не слишком интересуют. У него было полно других забот. Но Иница настояла, чтобы сперва они пошли и посмотрели на Музу и ее удивительного спутника. Сразу после посадки на Ной робот подхватил девушку-машину и прилетел с ней сюда, причем никто так и не понял: то ли он не предусмотрел возможности замкнуть над ареной силовой щит, то ли пошел на это добровольно. Процессы, протекающие в искусственном мозгу, оказались куда загадочнее, чем Иница считала прежде. И неизбывная тревога примешивалась к тому хаосу чувств, который бушевал в ее душе после полета ко Вратам Росы.
Еще пару минут она смотрела вниз, на Музу и дрона, и завидовала их способности молча обмениваться мыслями. Потом коснулась предплечья Гланиса; рука об руку они покинули арену и пересекли площадь перед ней. Но вливаться в суматоху пиратского города не стали, а свернули на железный пирс, уходивший далеко в одно из озер, которые жемчужным ожерельем окружали базу Фаэля.
Солнце висело низко над водой, и топь на другом берегу отсвечивала золотом. Легкий ветерок веял со стороны крепости: ее громоздкий силуэт остался у них за спиной, как и город, и широкое летное поле.
Они дошли до конца пирса и остановились, глядя на воду. Из нее тут и там торчали металлические обломки – ржавые реликты битвы, которая произошла здесь задолго до появления пиратов. Озеро можно было перейти посуху, перепрыгивая с одного обломка на другой, и Инице вдруг даже захотелось попробовать. Ее обуревало неукротимое желание сделать что-то неожиданное, и она вспомнила, какой вопрос задала паладину перед побегом с баркаса.
Привстав на цыпочки, она шепнула Гланису на ухо:
– Никогда не хотелось совершить что-нибудь безумное?
– Что может быть безумнее, чем бросить все и сбежать к пиратам? – с улыбкой спросил он.
– Когда все уже случилось, кажется, что это не такое уж и сумасбродство, – сказала она.
– Потому что теперь мы часть этого безумия. Ведьмы. Гильдия. Коридор Пилигримов и ТИШИНА. Пробуждение машин. А то ли еще будет!..
Она не говорила ему о браке, который предлагал ей Фаэль, потому что тут безумие уже зашкаливало. Тогда она, разумеется, сказала нет, и Фаэль пока что принял ее ответ. Но она не была уверена, что он отступился окончательно. Его намерение вернуться на Кориантум и объединить под своей властью Баронии было вполне логичным для человека, который однажды уже переметнулся к своим злейшим врагам и стал их предводителем. Ни Фаэля, ни его решительность не стоило недооценивать. И она восхищалась его отвагой, которая только на первый взгляд отдавала манией величия. Потому что разве не доказал он, что все осуществимо, если упорно добиваться своего? Кто, если не он, сумеет претворить в жизнь столь дерзкий план: освободить Баронии от власти Империи?
Но если она внимательно прислушивалась к себе – внимательнее, чем ей самой хотелось, – она находила ответ на этот вопрос. В самых потаенных своих грезах она видела себя во главе флота, видела себя на троне, которого никогда не жаждала. Видела себя в борьбе за корону из стального позвоночника.
Она положила левую руку на живот, а правой обняла Гланиса. Они стояли и смотрели на воду, на обломки космических кораблей в золотых ореолах, на сверкающие болота Ноя. В сумерках загорались первые звезды, напоминая
