Услышав же последние слова менталиста, я на мгновение представила, как Цепной Пес заходит в мою спальню с присущим ей бардаком и, оглядываясь по сторонам, занимает единственный в комнате стульчик.
Когда я была маленькой, сразу после смерти родителей дед часто приходил ко мне в комнату. Видимо, чтобы я отвлеклась от тяжелых мыслей. Он усаживался за детский столик, с трудом помещаясь на маленьком стуле, и аккуратно брал в руки посуду из игрушечного сервиза. У меня всегда был накрыт стол к завтраку с расписными крошечными чашками и блюдцами. Печенье, к слову, было настоящее.
И вот сейчас «визит» месье де Грамона мне чудился таким же: огромный менталист, сидящий за моим кукольным столиком, с малюсенькой чашкой в руке.
Глаз у менталиста, с которого я не сводила взора, дернулся. Он несколько раздраженно посмотрел куда-то мимо меня.
— Вы что-то хотели сказать, мадемуазель? — процедил сквозь зубы месье де Грамон.
— Можно ли нам с подругами посидеть в моей комнате?
Цепной Пес удивленно замер, и я запоздало поняла, что в первую очередь он имел в виду не нас, а, скорее, Лу или ее подруг.
— Наглость — это, бесспорно, необходимое качество для королевы, мадемуазель Эвон, но…
— Вы хотели сказать «упорство», месье де Грамон? — усмехнулся де Армарьяк.
— А как же стакан теплого молока? — едва не плача пробормотала, осознавая, что нас сейчас разведут по разным комнатам и никак не получится поговорить.
— О маги всемогущие! — раздраженно воскликнул месье де Грамон. — Стефан! Принеси в покои мадемуазель Эвон три стакана молока. Мадемуазель Луиза, на испытание.
Месье де Грамон, нисколько не церемонясь, дернул месье де Армарьяка за руку, увлекая в кабинет. Граф же, дурачась, подмигнул замершей от ужаса Авроре.
А я… почувствовала теплую волну благодарности. Ведь три стакана молока означают, что нам разрешили пересидеть у меня в комнате. Не для меня же одной. Я столько и не выпью.
— Мадемуазель Луиза, — мягко напомнил месье Петер. — Прошу.
Луиза, в глазах который еще стоял испуг, обойдя нас с подругами по дуге, неуверенно шагнула через порог. Месье Петер тут же захлопнул за ней дверь.
В наступившей тишине раздался слаженный вздох облегчения. Я с удивлением посмотрела на Армель и Аврору. Что же их заставило так переживать? Неужели появление месье де Грамона? Но ведь он совсем не страшный. Строгий, конечно, вредный и немного пугающий, но точно не страшный.
— Присаживайтесь, мадемуазели, — вежливо предложил менталист оставшимся в фойе подругам Лу. — Стакан воды или, может быть, молока?
Девушки слаженно помотали головами и, сев на самый краешек скамьи, уставились на меня, словно кролики на удава. Интересно, чего они ждали? Какого-то пояснения? Я даже немного растерялась, не зная, что делать.
— Мадемуазели? — доброжелательно улыбнулся паж, открывая неприметную дверцу в углу фойе.
Аврора, придя в себя, отпустила наконец мою руку и, сделав несколько шагов в сторону Стефана, неуверенно оглянулась на меня.
— Благодарю вас, месье Петер. — Я присела в реверансе, который и на этот раз получился у меня идеально.
— За что, мадемуазель?
— За участие, — убежденно кивнула, вспоминая тот самый стакан молока, протянутый мне.
Ведь никто не заставлял менталиста помогать нам. Его дело лишь следить за порядком среди конкурсанток, а не узнавать, все ли хорошо с девицами после испытания. Дедушка всегда говорил, что мы незаслуженно обижаем самых простых людей, которые с теплотой относятся к нам. Мне запомнились слова Лу, что не нужно сдерживать свои мысли, ведь менталисты все равно никому не расскажут, но я считала это неверным.
«Спасибо, месье де Грамон», — подумала я, стараясь, чтобы это было как можно громче и Цепной Пес услышал меня даже в соседней комнате.
Я действительно была благодарна «старику» за все. В том числе и за незаметный выход после испытания, минуя толпу девчонок. Нас бы с подругами просто растерзали остальные студентки, ожидавшие встречи с дофином, а так идем себе пустынным коридором и молчим. Говорить в присутствии пажа было как-то стеснительно.
— Вы пользуетесь расположением месье де Грамона, мадемуазель Эвон, — вскользь заметил паж, придерживая дверь в галерею, через которую мы намеревались срезать путь до женского крыла. — Прошу, мадемуазели.
Я даже удивилась, как пажи за столь короткий срок успели запомнить все коридоры и переходы. Но еще большие эмоции вызвали слова, сказанные юношей. Щекам стало жарко, словно меня уличили в чем-то постыдном, но на самом деле мне нравилось, что паж так считает. Будто бы я была этакой хитрой интриганкой и у меня были «свои люди» при дворе, а ведь королеве и надлежит собирать сторонников. Не тот ли это случай?
— Наверное, вам показалось, — улыбнулась как можно снисходительнее, быстро переглянувшись с подругами. Выражение лица Армель было встревоженное, складывалось впечатление, что она испугалась слов юноши.
— Еще вчера строго-настрого было приказано раскидать девчонок по одной, — ехидно заметил паж. — А вы, однако, остались в фойе втроем. Да и после испытания вас не отправили к остальным конкурсанткам.
— А может, дофин определился с выбором и ему уже приглянулась одна из нас.
Паж с сомнением оглядел нашу компанию, словно оценивая, и, похоже, осмотр его не впечатлил.
— Это все месье де Грамон, — убежденно замотал головой паж. — Всем менталистам вы очень нравитесь, мадемуазель.
Мне показалось, что последние слова были произнесены с издевкой. Растерянно покосилась на подруг. И что мне сказать? То, что я просто обязана ответить на столь странный выпад, — очевидно, но все же…
— Говорят, месье менталисту нравятся бедные провинциальные глупышки в определенной плоскости, — зло фыркнул паж, остановившись перед самым женским крылом.
Похоже, мое молчание его только раззадорило. Я часто заморгала, стараясь представить, о какой плоскости говорит паж. Что-то из области
