– Что это такое, пан полковник! – разочарованно кричали они Лисовскому. – Это ваш миллион талеров?
– Пся крев… – потрясенно прошептал он в ответ. – Выходит, я тут три недели за камнями гоняюсь… а кто же тогда воюет?
Тут его слова прервали радостные крики: в одном из возов нашелся-таки бочонок с монетами рижской чеканки. С дикими воплями кинулись растаскивать остальные бочки с этого воза, не заметив впопыхах просмоленную бечевку, тянущуюся к каждой из них. Едва первая коснулась земли, как веревка натянулась, и в глубине бочки щелкнул хитроумный механизм, высекая искру. В каждом из этих бочонков помимо камней было от двух до трех пудов пороха, взрыв которого разметал все вокруг, а каменный град убил и покалечил еще немалое количество лисовчиков.
Оставшиеся в живых в панике бросились прочь от гиблого места, проклиная человека, приведшего их сюда. Впрочем, он их уже не слышал. Чудом уцелевший при взрыве, полковник схватился рукой за то место, где у обычных людей бывает сердце, и опустился на землю, чувствуя, как немеет его тело. Когда его люди решились наконец вернуться, то нашли своего предводителя мертвым, лежащим на земле. На теле его не было ни царапины, а на лице застыло такое ужасное выражение, что они не решились везти его назад, а похоронили прямо там, на болоте.
В жизни Лисовского были стремительные взлеты и оглушительные падения. Были люди, которые им восхищались, но куда больше тех, кто его ненавидел. Впоследствии нашлись те, кто полагали, что он мог бы стать героем, если бы не нашел свою погибель на островке твердой земли посреди болот, на какие так богата эта земля. Но сразу после его гибели родилась легенда, будто он нашел-таки герцогские сокровища, но не захотел ни с кем ими делиться и велел утопить их в болоте, а когда его люди воспротивились, убил их всех. И с тех пор он бродит по тамошним топям неупокоенным, охраняя свой клад. И горе рискнувшему попасться ему на глаза, ибо продавший свою душу нечистой силе Лисовский непременно заведет свою жертву в болота, откуда нет выхода!
Когда вдалеке прогремел взрыв, Михальский, ведущий свой небольшой отряд по болоту, остановился ненадолго и прислушался, затем тяжело выдохнул:
– Ну вот и все…
– Взорвались бочки? – с любопытством спросил бредущий следом Федька.
– Сам, поди, слышал.
– А где ты такому научился?
– Государь научил, – пожал плечами в ответ Корнилий, – он на такие штуки мастер.
– Ага, царь у нас такой – согласился Панин. – А можно я шляпу сниму – неудобная, страсть!
– Ополоумел? – строго спросил старший товарищ. – Царская шляпа ему неудобная! Ишь чего выдумал – «сниму»… Мне бы такую пожаловали, так я бы спал в ней. Да что там спал, и в баню бы в ней ходил!
– Оно так, – тоскливо согласился тот, – только я в ней себя как чучело огородное чувствую.
– Ой, Федя, потащат тебя за таковые разговоры в Разбойный приказ, помяни мое слово! И меня с тобой заодно.
Никогда не угадаешь заранее, какой будет погода на Балтийском море. Когда мы выходили из Риги, ярко сияло солнце. Но прошло всего два дня, и небо заволокло тучами, а заметно покрепчавший ветер начал валить флейты господина Райхе. Арендовав оба его корабля, я на одном отправился в Стокгольм, а на втором с грузом отплыл в Нарву сам господин Отто. Доставшийся мне флейт был довольно крепким судном, живо напомнившим мне «Благочестивую Марту» и «Святую Агнессу». Воспоминания эти навели меня на минорный лад, и я, крепко держась за снасти, наблюдал за тем, как вздымаются балтийские волны. Снова я иду на корабле в Стокгольм, только совсем один. Кароля и Никиту пришлось оставить в Риге, Корнилий со своей хоругвью ушел изображать вывоз добычи. С собой я взял нескольких драгун из числа тех, кто бывал со мной в Стокгольме, пять десятков московских рейтар разной степени родовитости да Мишу Романова, мающегося сейчас в нашей с ним каюте от морской болезни. По моим прикидкам, король Густав Адольф сейчас еще в Стокгольме. Готовится к поездке в Новгород на встречу со мной. Если я успею, то он туда не поедет вовсе. Ну если, конечно, я его уговорю обменять Ригу на Новгород.
– Вы прирожденный моряк, ваше величество, – одобрительно кричит мне, перекрывая шум ветра и волн, шкипер Мюнц, стоящий рядом, – можно подумать, что вы родились на палубе!
– Да уж, – хмыкаю я в ответ, – шутка ли, целый адмирал шведского флота!
– Смотрите, кажется, вы не единственный прирожденный моряк! – снова кричит мне Мюнц и показывает на щуплую фигурку у фальшборта.
Присмотревшись, я узнаю несостоявшуюся ведьму по имени Эльза. Я направлялся на корабль, когда встретил ее в порту. Крайне удивившись, спросил, что она делает в таком месте.
– Ваше величество, мне некуда больше идти, позвольте мне отправиться с вами.
– Вот так номер! А где же твой жених… Андрис, кажется?
– Нет у меня жениха, государь.
– Что, не захотел жениться на ведьме?
– Отец ему не позволил.
– Да он еще и почтительный сын… что же, понятно. Ладно, если хочешь уехать со мной, то у меня нет возражений. Но ты, надеюсь, понимаешь, что делаешь?
– У меня нет никакого другого выхода. Денег, чтобы уехать, нет, а если останусь, то житья мне все одно не дадут.
Что было делать с ней, я решительно не знал. С одной стороны, если бы весь город не собрался посмотреть, как ее сожгут, я вряд ли захватил бы Ригу. Не то чтобы я чувствовал себя обязанным ей, но бросить на произвол судьбы – совести не хватало. С другой стороны, в Стокгольме меня ждет моя разлюбезная Катерина Карловна, и что она скажет, если увидит в моей свите женщину, – одному богу известно. В какой-то момент я даже хотел переодеть ее в мужской наряд, но, хорошенько подумав, отказался от этой затеи. Кто-нибудь обязательно проболтается, и попытка скрыть ее пол будет воспринята как отягчающее обстоятельство. К тому же сероглазая Эльза была
