– Да, – рассмеялся я, – досужим сплетникам только дай возможность пересчитать денежки в чужих карманах!
– Это так, разумеется, – продолжил гнуть свою линию Олле, – но куда как больше слухов о некой ведьме, которую вы якобы избавили от костра. И которая заплатила вам за это сдачей Риги.
– Боже, какой вздор!
– Это мы с вами, ваше величество, понимаем, что вздор, а вот чернь и некоторые из священнослужителей подхватили эти слухи и продолжают их распространять, более всего упирая при этом на козни врага рода человеческого.
– Да, пожалуй, вы правы. При должной фантазии нетрудно будет представить эту историю в невыгодном свете.
– Именно так, ваше величество.
– Впрочем, я не думаю оставаться в Стокгольме слишком долго и давать пищу досужим сплетникам. Мне нужно как можно скорее возвращаться, ибо государственные дела не ждут.
– Понимаю.
– Так что, дорогой друг, какое-то время мои интересы придется представлять вам. Я ведь могу на вас рассчитывать?
– Сочту за честь!
– Прекрасно. Что же, поскольку о делах мы с вами договорились, мне, пожалуй, пора прощаться.
– Ну зачем же прощаться, ваше величество, надеюсь еще не раз видеть вас своим гостем, – расплылся в льстивой улыбке Юхансон.
– Как-нибудь, непременно. Сейчас же мне пора идти. Говорят, в вечернее время здесь не слишком спокойно. Причем драки случаются даже с портовой стражей.
– О, вы уже слышали об этом досадном инциденте?
– Да, что-то такое говорил мой шкипер; кстати, а это правда, что зачинщик драки – поляк?
– Поляк? Очень может быть, во всяком случае, это многое объяснило бы.
– А как его имя?
– Если честно, не помню; кажется, Матеуш… нет, не помню. А почему вас заинтересовал этот негодяй?
– Ну мы же воюем с Польшей, и поляк в шведских войсках меня немного удивил.
– Ну такое случается. Вам ли не знать, что среди наемников кого только нет!
– Да, вы правы, иной раз даже принцы случаются, – вздохнул я, глядя на шведа с постным видом, после чего мы дружно расхохотались.
– Да уж, я помню, когда вы впервые появились в Швеции, рассчитывая предложить свою шпагу покойному королю Карлу.
– Славные были денечки, гере капитан над портом! Как вы думаете, этого поляка уже повесили?
– Вот еще – если всех подряд вешать, то кто же будет ворочать веслами на королевских галерах!
– Так он уже на галере?
– Полагаю, да.
– Туда ему и дорога.
– Несомненно. Кстати, ваше величество, если хотите, мой сын проводит вас до дому.
– Не стоит, дружище.
Покинув дом Юхансона, я быстрым шагом направился к галерной пристани. Дело шло к вечеру, и нужно было торопиться. На мое счастье, там была одна-единственная большая галера, на нее усиленно таскали грузы какие-то оборванные личности под присмотром матросов, которыми командовал офицер в синем мундире.
– Добрый день, гере лейтенант, – поприветствовал я его.
– Какой, к черту, он добрый, сударь, – недовольно откликнулся тот сиплым голосом, – мы еще с утренним приливом должны были отправиться в Улеаборг, а вместо этого до сих пор грузимся разным вздором. У вас какое-то дело?
– Пожалуй, да. Вы капитан этой славной галеры?
– Как вы сказали – славной галеры? – засмеялся булькающим смехом швед. – Да уж, нашли славную, нечего сказать! Нет, командует этой старой лоханкой капитан Эренсфельд.
– Я могу его видеть?
– Вы-то точно сможете, а вот сможет ли он увидеть вас, большой вопрос. Он сейчас набирается пивом в ближайшем портовом кабаке и, держу пари, не сможет отличить вашу милость от своей кружки.
– Тогда, может быть, вы сможете мне помочь?
– Смотря что вы хотите, сударь.
– Я ищу одного человека, его должны были перевести на галеры из королевской тюрьмы.
– Вы полагаете, в шиурму[63] попадают как-то иначе?
– Это произошло в последние три дня. Солдат из студентов, повздоривший с портовой стражей.
– Из студентов? Пожалуй, я знаю, о ком вы. Но какое вам, сударь, до него дело?
– Ну, предположим, я его добрый дядюшка, озабоченный судьбой своего беспутного племянника.
Офицер недоверчиво окинул меня взглядом и нахмурился. Скрестив руки на груди и широко расставив ноги, обутые в видавшие виды ботфорты, швед придал своему лицу самое суровое выражение и громко спросил:
– А вы не слишком молоды, чтобы быть его дядюшкой?
– Видите ли, мой друг, – нимало не смущаясь, отвечал ему я, – для того чтобы быть дядей ну или, скажем отцом, совсем необязательно быть старше племянника или сына.
– Как это?..
– Ну, можно повенчаться с его тетей или матерью…
– Ах вот вы про что, – засмеялся швед, – да уж, про такое я не подумал!
– Ничего страшного, старина, главное, что недоразумение благополучно разрешилось. Так я могу увидеть своего родственника?
– Это можно устроить, если…
– Если я проявлю некоторую щедрость?
– И это тоже, сударь, но главное, если не побрезгуете посетить эту славную, как вы выразились, галеру. Дело в том, что ваш «племянник» в данный момент изволит отдыхать в канатном ящике.
– Что вы говорите – очевидно, мальчик проявил некоторую живость характера?
– Вы, сударь, подобрали очень правильное определение. Я полагаю, когда ваш родственник дал в морду корабельному профосу, – это была именно живость характера.
– Гребец ударил профоса? – недоверчиво протянул я. – А разве он не был закован?
– Удивительное дело, не правда ли? Вы правы, сударь, каторжников доставляют на галеру закованными в цепи, но эти цепи принадлежат королевской тюрьме. Поэтому по прибытии с них сначала снимают королевскую собственность, а потом заковывают в цепи, принадлежащие галере.
– Социализм – это учет, – пробормотал я себе под нос.
– Что вы сказали, сударь?
– Продолжайте, гере лейтенант, ваша история очень занимательна.
– Для кого как, ваша милость; бедняга Улле, это наш профос, что-то сказал вашему родственнику, и тот в один удар лишил его половины зубов, а еще он потом
