Перед йогином распахивается космос.
«Я не боюсь».
У гуру захватывает дух. Эти слова – захватывает дух – наиболее точные из скудных человеческих слов, способных хотя бы частично передать суть происходящего. Всю жизнь Горакша-натх шел к этому моменту, а когда момент настал – он принес не радость, но величайшее потрясение.
Непостижимость. Многомерность. Пустота. Наполнение. Движение. Покой. Формы. Отсутствие форм. Тысячи обличий: они пожирают друг друга и возрождаются. Иллюзия. Еще одна иллюзия. Прекрасная, завораживающая, величественная. Опасная. В нее хочется поверить, счесть истиной и возгласить: вот цель, к которой я стремился, и она достигнута.
Нет. Это шаг. Веха на пути дхармы.
Нет. Это цветы на обочине дороги.
Да. Скажи «да» и иди дальше.
– Эй, где коня потерял?
Бездны космоса? Лучи и волны? Магнитные поля и гравитация?
«Я трижды не боюсь».
Дробный перестук копыт. Фыркает лошадь. В лицо бьет ветер, неся запахи чабреца, полыни, конского пота. Пыльная степь, изрезанная оврагами, убегает к горизонту. Там скалятся иззубренные клыки гор. Закат красит вершины запекшейся кровью. Смотреть больно, глаза слезятся.
– Коня, говорю, где потерял?
Отряд идет по степи рысью, давая лошадям возможность размять ноги. Семеро всадников, двое пеших. Безлошадными остались Горакша-натх и дикарь-астланин – в галлюцинаторном комплексе он выглядит точно так же, как и на Чайтре. Остальные преобразились, обзавелись оружием: сабли, пики, мечи.
Помпилианец облачился в доспех.
В собственной руке гуру с некоторым удивлением обнаруживает трезубец: длинный, глянцево-черный, словно облитый смолой. Заточенные «под бритву» наконечники не оставляют сомнений в смертоносности трезубца. Атрибут Рудры Адинатха?! У Благого Рудры отличное чувство юмора. Горакша-натх редко испытывал потребность взглянуть на себя в зеркало, но сейчас бы не отказался.
Увы, зеркала под рукой нет.
Без особых усилий йогин и астланин держатся рядом со всадниками, не отстают. Усталость? Тело легкое, звонкое, мышцы переполняет сила. Босые ступни топчут ковыль и полынь, нечувствительные к буграм и выбоинам. Так можно бежать сутки напролет.
Иллюзия. Пеший ты или конный – иллюзия. Ее обратная сторона. Вторичный эффект Вейса, знакомый любому энергету.
– Я есть все, – отвечает гуру на заданный вопрос. – Сам себе и конь, и всадник.
Ответ приводит астланина в восторг:
– Брат!
От избытка чувств дикарь высоко подпрыгивает на бегу, хлопает в ладоши.
– Ты есть все? Ты есть я!
Йогин не разделяет его восторга, но это не смущает астланина: он ликует. Кажется, он даже начал чуточку светиться. Справа и слева от их колланта пылят еще два конных отряда. Первое потрясение сглаживается, Горакша-натх вспоминает, как в ордене натхов едва не произошел раскол. Это случилось, когда Ойкумену со сверхсветовой скоростью облетела весть о коллективных антисах. «Вот оно! – вскричали горячие головы. – То, к чему мы стремились!» Сам Горакша-натх тогда недавно получил свои серьги и не присутствовал на Совете Духовных Лидеров, но со слов учителя знал, о чем зашла речь.
– Короткий путь к цели! – убеждали одни. – Мы должны им воспользоваться!
– Коротких путей нет, – возражали другие. – В итоге они оказываются длиннее, либо ведут в тупик.
– Пусть так! Мы должны, мы обязаны попробовать!
Трое натхов, носителей серег, сели на корабль и отправились в коллант-центр на Китте. Они вернулись через пару месяцев.
– Я не прошел, – сказал первый.
– Я прошел, – сказал второй. – Это не путь.
– Я прошел. Это путь, – сказал третий. – Но это чужой путь.
Орден уцелел. Было принято решение: любой может выйти в большое тело, став участником колланта. Но при этом он не становится антисом. Какой ты антис, воплощение божества, если не способен уйти в волну сам, по собственной воле, без помощи живых костылей – инорасцев? Десять человек могут поднять камень, слишком тяжелый для каждого из них. Но разве это значит, что ты поднял его в одиночку?!
Помпилианец, возглавляющий отряд, придерживает коня. Встает на стременах, вглядывается из-под козырька ладони. Пики гор полыхают, слепят глаза. Тем не менее гуру видит: от предгорий по степи, прямо к ним, движется бесформенная тень.
– Возвращаемся!
Назад отряд несется быстрее. Размашистый галоп коней, сгусток волн и лучей пронзает космические просторы. Две реальности, две иллюзии накладываются, меняются местами, проступают одна сквозь другую. Копыта грохочут по каменистому распадку. Горакша-натх узнает местность: брови-холмы, лощина, редколесье. Вдали – крыша тренировочного бункера, ржавый гриб в центре широкой плеши на опушке леса.
Коллант вышел в большое тело на полигоне, в двух километрах от бункера. Сейчас коллант возвращается в исходную точку, отрабатывая точность маневра и выход на цель.
II– Вас ждут, – доложил охранник в штатском.
Тиран молчал. Молчание дарило ему минуту – ну хорошо, две минуты покоя. Если пойти на поводу у собственной слабости, две с половиной. Выбравшись на белый свет из подземелий, куда упрятали сокровище – первого ларгитасского антиса, – Ян Бреслау сам себе напомнил демона, поднявшегося из глубин ада к голубому небу, белым облакам, шелесту одинокого тополя над головой.
Безмятежность. Вдох. Выдох. Охристо-ржавая свеча кроны. Жестяная ломкость листьев. Горький аромат осени. Вдох. Выдох. Все, хватит. Время вышло. Полторы минуты – компромисс между долгом и усталостью.
– Кто?
– Вот, – неопределенно ответил охранник.
На стоянке у ворот ждал лаково-черный всестихийник. Цивильная модель с частным, незнакомым Бреслау номером. Тиран моргнул, и цивильность превратилась в маскарад. Машина, вне сомнений, делалась на спецзаказ, и Тирану были хорошо известны мастерские, где на таких красавцев ставят скрытое вооружение.
Его собственный «Pegasus» обслуживали там же.
В трех метрах от машины прогуливалась молодая женщина лет тридцати, в шелковом летнем пальто до пят. Тиран моргнул еще раз: ну да, конечно. Кто бы ни прибыл повидаться с Яном Бреслау, он, во-первых, имел надлежащую степень допуска, а во-вторых, пользовался мимикратором. Человеческий глаз с трудом, но улавливал слабое дрожание контуров избранного облика. Оптика не отслеживала ничего: женщина, и ладно. Вряд ли кто-то снимал эту приватную встречу – даже с орбиты! – но в случае съемки гостья (гость?!) сохраняла инкогнито.
«Скорпион?» – мелькнула безумная мысль.
– Здравствуйте. – Он направился к женщине.
– Прогуляемся? – не поздоровавшись, предложила та хрипловатым контральто. Мимикратор обеспечивал не только внешность, но и звук. – Хочу ноги размять.
Тиран кивнул.
Пропустив женщину вперед, он махнул охраннику – мы тут, рядышком! – и двинулся вдоль забора. Женщина шла медленно, и Тиран старался не обгонять ее.
– Не надо было мне прилетать, – сказала женщина.
– Да, сэр, – согласился Тиран. – Не надо было.
– Идите к черту! – брюзгливо проворчал генерал-лейтенант Ван Цвольф. Чувствовалось, что у шефа скверное настроение. – Раскомандовались! Сам знаю, и нечего пальцем тыкать…
Пальто он носил с невыразимым изяществом. Наверное, программа слизала видеоряд у какой-то звезды подиума.
– Мы прячемся? – Следовало бы замолчать, но вредный бес тыкал Бреслау шилом в задницу. – От кого? Ваш визит секретный?
– Идите к черту! – повторил шеф. – Мой
