– Никому. – Скорпион пожал плечами. – Здесь нет дискриминации или протекционизма. Вы единственный, кто подал заявление и заполнил анкету. Последний вопрос: Гюнтер Сандерсон входит в число тех, кого посещала женщина с флейтой?
– Входит. Кажется, он тоже единственный.
– В смысле?
– Единственный, кто дослушал просьбу флейтистки до конца.
– Откуда вам это известно?
– От Гюнтера. Мы были друзьями, он поделился со мной.
– О чем просила флейтистка?
– Она послала Гюнтера к адъюнкт-генералу Бреслау. Просила передать, что не сердится. Велела искать способы.
– Способы чего?
– Не знаю. Бред, правда? Я так и сказал Гюнтеру: бред.
– А он? Он вам ответил?
– Не помню уже. Вроде бы нет. Нас позвали на ужин, мы и пошли. Восстановить этот эпизод? Если что, я готов вспомнить.
– Спасибо, не нужно. Говорите, вам тогда было по девять лет?
– Мне – девять. Гюнтеру – десять. Когда вы снимете энграмму?
– Сейчас. Вы готовы?
– Готов.
– Расслабьтесь, Норландер-сан. Я буду очень осторожен. Медленно снимайте защиту. Куда нам торопиться? Столько лет ждали, подождем еще немного. У таких дел нет срока давности. В конце концов, это же не сериал, зритель не требует от нас скорейшего продолжения…
* * *Оставшись в кабинете один, Скорпион долго стоял у окна.
Ширма из крашеных дощечек, расписанных фениксами и павлинами, разъехалась в стороны, открывая вид на внутренний дворик. Здесь в прошлом году разбили карэсансуй – сухой пейзаж, или сад камней, как называли его ларгитасцы. Ландшафтных дизайнеров специально привезли с Сякко для этой цели. Камней было девять, все вулканического типа: три лежачих, два изогнутых, четыре «статуи». Основное пространство засыпали галькой и белым песком, после чего граблями вычертили подобие водной ряби. Окно кабинета служило идеальной точкой обзора – с северной стороны, чтобы солнце в зените не слепило глаза. Деревьев в саду не росло – истинный карэсансуй должен напоминать о смерти, а дерево, как ни крути, символ жизни.
Да, смерть. Главное дело, ради которого Кагава Джиро во второй раз прилетел на Ларгитас. Скорпион не солгал Седрику Норландеру – его действительно звали Кагава Джиро. Он не солгал и в остальном, что обещал. Ложь в данной ситуации была, во-первых, неуместна, во-вторых, постыдна и, наконец, опасна. Такой сильный эмпат, как молодой господин Норландер, мог обнаружить следовые реакции лжи, и тогда все сорвалось бы.
– Здравствуйте, Регина-сан, – шепнул Скорпион. – Давно не виделись.
Выбирая Скорпионов для возмездия, старейшины клана всегда доверяли новое дело тому, кто был лично знаком с потерпевшим. В случае выбора между двумя исполнителями предпочтение отдавалось знакомству в достаточной мере, такому, чтобы в памяти Скорпиона остался ясный образ объекта, но не слишком близкому, и уж тем более не любви, дружбе или родственным связям. Даже у самого стойкого человека тесные узы, отягощенные болью потери, могут затуманить холодное зеркало разума и спровоцировать безрассудное желание мстить как можно быстрее.
Образ объекта. Желательно во время ментальных действий для фиксации почерка – индивидуальных кси-характеристик. Диспетчеры космодромов и навигаторы кораблей, все, кто имеет дело с пролетающими мимо антисами, сказали бы: волновой слепок. Образ женщины с флейтой, позаимствованный из памяти Седрика Норландера, полностью соответствовал образу госпожи Ван Фрассен.
Ошибка исключалась.
– Да, Регина-сан. Я вас помню.
– Женщина с флейтой. Регина-сан, вы приходили к этому мальчику?
Я помню, мысленно повторил Скорпион. Тридцать два года назад. Сякко, берег пруда. Девушка-абитуриентка, гражданка Ларгитаса. Вторая девушка, подруга первой. Схватка под шелухой: два на два, вернее, двое на дюжину. Старшекурсники Третьего храма свято чтили традицию унижать новеньких[23]. Варвары говорят: проверка на вшивость. Сякконцы говорят иначе: вынуть моллюска из раковины. Как ни говори, смысл один. Яцуо Кавабата, тебя я тоже помню. Ты усердствовал больше других, переходя границы допустимого. Ты и позже шагнул за черту – криминал, измена клану, грязный путь борекудан[24], смерть. Впрочем, речь не о тебе. Речь о Регине Ван Фрассен, которую ты возненавидел с первой минуты. Я видел ненависть в твоих глазах, когда ты очнулся после удара наставника, прервавшего потеху. Я дышал твоей ненавистью, слушал ее как музыку, пил как грязную воду. Твой однокурсник, я был скромным свидетелем. Благодаря твоей ненависти, Яцуо Кавабата по прозвищу Бритва, ментальный образ Регины Ван Фрассен намертво впечатался в мою память.
– Павильон Шести Сомнений. Регина-сан, после того поединка наставник пригласил вас в Павильон Шести Сомнений. Меня никто никуда не приглашал, но сейчас я тоже в павильоне. Шесть сомнений, сто, тысяча. Вы мне сочувствуете?
«Там был город. Древний город: развалины, занесенные песком. Из развалин ко мне выходила женщина с флейтой…»
– Женщина с флейтой. Регина-сан, вы приходили к этому мальчику? Вы приходили к этим мальчикам?! Им было по девять-десять лет…
Он быстро подсчитал в уме. Госпожа Ван Фрассен являлась ученикам специнтерната «Лебедь» около пятнадцати лет назад. Возможно, это случалось и раньше. В любом случае Седрик Норландер и Гюнтер Сандерсон вступали с госпожой Ван Фрассен в телепатический контакт спустя пять лет после даты ее официальной смерти.
– Она послала Гюнтера к адъюнкт-генералу Бреслау. Просила передать, что не сердится. Велела искать способы.
– Способы чего?
– Не знаю. Бред, правда? Я так и сказал Гюнтеру: бред.
– Его нельзя наказывать, – произнес Скорпион вслух. Голос звучал твердо, словно Кагава Джиро убеждал кого-то, обладавшего не только упрямством, но и властью. – Пока мы не разберемся во всем до конца, господина Бреслау наказывать нельзя. Мы должны выяснить степень его участия. Мы должны выяснить, воскресают ли мертвецы. Мы должны выяснить, какие способы надо искать. Нас ждет трудный путь. Надо торопиться, мы и так опоздали с выходом.
За окном раскинулся карэсансуй – сухой пейзаж. Девять камней, но с любой точки обзора зрителю открывались восемь, не больше. Девятый камень оставался невидимкой.
Сноски
1
См. роман «Ойкумена. Книга 1. Кукольник» – первый роман эпопеи «Ойкумена».
