У избранных – чистая фильтрованная вода и лучшие медикаменты, а остальные вынуждены влачить жалкое существование.
Гладкая кожа – против шрамов.
Но резали-то каждого из нас. Всех до единого.
Некоторые рубцы не так сильно бросаются в глаза.
Хруст ветки. Я распахиваю глаза. Месяц висит прямо над нашей поляной, в костре лишь тлеют угли. Похоже, я заснула, причем надолго. О берег шумно бьются волны – час прилива.
Бросаю в костер прутики, слежу, чтобы хоть какой-то из них загорелся. Лезу в расположенную неподалеку яму с припасами и роюсь там, пока не обнаруживаю фонарик, который сама же и спрятала накануне.
Снова хруст ветки. Вернее, мне кажется, что это именно она.
– Кто тут? – шепчу я.
Тишина.
– Алекса?
Поворачиваю фонарик к ее подстилке в надежде, что Алекса встала по нужде. Но, увы, она безмятежно спит, по-детски свернувшись клубком. И не шевелится, если позвать шепотом.
По моей шее проползает насекомое. Нервно его стряхиваю.
– Хоуп? – Осторожно шагаю к разделяющим нас зарослям. – Финнли?
Луч у фонарика яркий, но до их лежанок все равно не достает. Приближаюсь к зарослям и замечаю, что девчонки тоже крепко спят.
Потрескивает пожирающий свежий хворост костер. Свечу фонариком вправо и влево: кругом только песок. Мы до сих пор не встретили на острове ни души, однако это вовсе не значит, что мы здесь действительно одни. Памятуя о записях моего отца, мы не ждали, что остров окажется необитаем, но и не предполагали, что первая встреча с местными жителями случится глухой ночью.
Крадусь обратно к своему дереву, прислушиваясь к подозрительным шорохам.
В недрах джунглей шелестит листва. Наверное, где-то проснулась обезьяна, говорю я себе. Или это обычный порыв ветра.
И опять хруст ветки, но уже не такой громкий. И еще раз. Сижу у подножия дерева, запрокинув голову. Стараюсь на всякий случай не шевелиться – вдруг там нечто, мягко говоря, недружелюбное. Обращаюсь в слух на долгие минуты или часы, однако ничего не происходит. В конце концов все окружающие меня звуки смешиваются, убеждая меня в том, что опасность нам пока не угрожает.
Последнее, что я вижу прежде, чем поддаться сну, – это розовеющее предрассветное небо.
А потом меня резко будят, и я вижу над собой Хоуп.
– Финнли! – с тревогой произносит она без следа привычного спокойствия на лице. – Финнли пропала!
15
– А она не упоминала, что хочет отправиться на разведку? – спрашиваю я.
Алекса с деланым безразличием вскрывает упаковку батончика – их осталось совсем мало, скоро придется учиться ловить рыбу копьями, – но мельком бросает на нас взгляд, думая, что мы не замечаем.
Не приложила ли она руку к исчезновению Финнли? Объяснение, конечно, складное, но чутье подсказывает, что все-таки неверное. Алекса проспала целую ночь напролет: она даже не шевелилась, когда я подкладывала в костер хворост.
Да и Финнли предпочла держаться подальше, а не Алекса.
Хоуп меряет шагами поляну и успела вытоптать тропинку в песке.
– Она хотела поискать храм, но я думала, что она имела в виду, когда все проснутся, а не на рассвете.
– Конкретных планов мы еще не строили, – перебиваю я Хоуп. – Мы и без обсуждений собирались отправиться на поиски вместе. И при свете дня.
Иначе и быть не могло, убеждаю я себя. Проснулась Финнли рано: ночных шорохов, от которых у меня мороз шел по коже, она не слышала, а исследовать остров ей хотелось самостоятельно, без Алексы и без меня. У меня бы не возникло желания соваться в джунгли в рассветных сумерках, да еще и в одиночку, но Финнли явно до сих пор в обиде из-за вчерашнего. По крайней мере, она сердится на Алексу и на меня.
О странных звуках я никому и не рассказала. Я ведь никого не разбудила, когда хрустнула первая ветка. Каково им будет узнать, что я могла предотвратить… что бы ни случилось.
Ничего плохого не случилось. Вообще ничего.
Но я никак не могу выбросить из головы испугавшие меня шорохи.
За время войны я видела и слышала столько всего, что хотела бы забыть – поэтому сразу понимаю, когда дело нечисто.
Например, так было с одной девушкой. Я встречала ее в общей ванной каждое утро и вечер. Мы никогда не заговаривали, молча чистили зубы жесткими щетками без пасты… а однажды утром девчонка так и не появилась. Я пыталась расспросить остальных, но мне никто не отвечал. Она просто исчезла из лагеря.
Или как с пожилым мужчиной на выдаче ежедневной порции овсянки. Заключенный покорно окунал половник в кипящий котел, от жара которого руки краснели и покрывались волдырями, а если очередь продвигалась слишком медленно, его били электрохлыстом для скота. Он не протянул и шести месяцев.
А еще как с пастором, который упрямо продолжал проповедовать. Однажды в воскресенье утром тайные прихожане обнаружили его распятым – прямо как когда-то его Спасителя.
Я надеялась, что мы сбежали от Волков, подкрадывающихся к людям по ночам. От тех, кто любит красть, убивать, разрушать.
Но теперь я в этом не уверена.
Решаем отправиться, как только я сделаю из трех крепких палок острые копья. Найти Финнли хочет даже Алекса. Я и не думала, что она будет настолько обеспокоена.
Впрочем, вслух я свое удивление не высказываю. Алекса исследует берег, постоянно оставаясь у нас на виду, но в конце концов возвращается. Одна.
Пока я работаю ножом, Хоуп пролистывает руководство по выживанию. Если Финнли и впрямь отправилась на поиски храма, рассуждаем мы, то она использовала информацию из книжки. В часы плавания Финнли успела неплохо ее изучить и, конечно, запомнила рукописные примечания моего отца. «Можешь почитать, вдруг попадутся полезные советы, – сказала ей я тогда, – просто ничего не спрашивай».
Я жалею, что не держала книжку при себе, как собиралась изначально.
– Не нахожу ничего нового, – заключает Хоуп. – «Скрытые среди папоротников храмы, выстроенные из камней и тайн»… Лучше бы автор записей карту нарисовал.
Может, папа погиб раньше, чем успел это сделать. Мысль впивается когтями в мозг, и я отчаянно пытаюсь ее отогнать. Я предупредила Хоуп, что больше никаких дельных подробностей в руководстве нет, но она все равно захотела пролистать книгу еще раз. Проверить, нет ли в ней подсказок для тех, кто не собирается сдаваться на волю случая.
– Финнли считает, что в ней есть шифр, – говорит Хоуп, и я вытягиваюсь в струну, едва не вспоров ладонь ножом. – Что? Какой шифр?
Если он и существует, я бы его нашла. Я годами изучала руководство. Изучала
