Тем не менее проблему требовалось решить – ведь страдал бизнес, и Кумар лично отправился в Форт, прихватив одну из «пропагандистских» машин и обоих кандидатов в преемники, с которыми заставил работать примчавшегося выручать свою собственность Асида.
«Тебе нужны эти ходячие громкоговорители?»
«Ездящие».
«Не придирайся. Нужны?»
«Да».
«Тогда объясни моим преемникам, что они должны говорить, проведи митинг, выиграй его и можешь быть свободен».
«А что они должны говорить?»
«Ты у нас политтехнолог – придумай. Но мне нужно спасти бизнес, иначе я твои ходячие громкоговорители человской полиции сдам за антитеррористическую премию».
«Ездящие».
«Тем более».
Угроза подействовала, и несчастный Асид сидел сейчас в фургоне, вдалбливая в неподатливые черепа дикарей дорогостоящие политические платформы, а разъярённый Урбек подпрыгивал на жёстком кресле кабины, проклиная тот день, когда благонравная шаса Валькирия родила двух невменяемых засранцев Майно и Лебру, и проклиная слишком умного старшего близнеца, ухитрившегося придумать изящную пакость, и периодически принимаясь считать до ста, чтобы не сорваться и не приказать сопровождающим политический рейд охранникам пристрелить зловредных братьев при первой же возможности.
Охранники, кстати, у старого Кумара были первоклассными – четырёхрукие хваны, срочно вызванные к Форту «для обеспечения безопасности политического мероприятия и для решения общих вопросов». Хваны, представляющие небольшую, но весьма сплочённую семью сельскохозяйственных рабочих и наёмных убийц, сотрудничали с Урбеком давно и плодотворно, так что приехали по первому зову, не забыв накинуть на внедорожник морок – чтобы не смущать дорожную полицию. А хванов Шапки боялись даже сильнее навов: тёмные редко пачкали о дикарей оружие, а профессиональные алтайские убийцы работали по контракту и никогда не задумывались над тем, кому и почему выпало угодить под их нож.
А слово «пощада» четырёхрукие воспринимали лишь в философском, но никак не в практическом ключе.
Не было никаких сомнений, что три хвана при желании могли зачистить всю популяцию Шапок… устали бы, конечно, но зачистили, и поэтому, когда недалеко от Форта перед грузовиком пристроился чёрный «Тигр» с пулемётной башней на крыше, Урбек почувствовал себя гораздо увереннее. То есть он понимал, что его дикари не тронут, но присутствие безжалостных наёмников гарантировало это на сто сорок шесть процентов.
«Тигр» первым въехал в ворота Форта, сбив мощным бампером небрежно припаркованный мотоцикл, и резко затормозил перед толпой, заставив её колыхнуться. Появившийся следом фургон повернулся к Шапкам бортом – демонстрируя дорогостоящие LED-панели, а вылезший на трибуну Кумар широко улыбнулся и хрипло произнёс в микрофон:
– Здравствуйте, мои дорогие, – не имея в виду ничего плохого.
Однако ласковое обращение вызвало у дикарей приступ паники.
///– Так и знал, что это Урбек, – прошипел Майно.
– Куда без него, – вздохнул Лебра. – Или ты думал, Кумар станет сидеть и смотреть, как ты вынимаешь из его кармана деньги?
– Я готовился к скандалу, но не думал, что старый среагирует так быстро, – признался Майно. – И не думал, что он явится с такой поддержкой…
– Он старый, а не медленный, – скрипнул младший близнец. – Ты ещё с ним наперегонки побегай за прибылью…
– У него хваны.
– Вижу.
Равнодушные четырёхрукие убийцы как раз выбирались из «Тигра», и их спокойный вид так сильно подействовал на Лебру, что он достал телефон и, держа его под столом, торопливо набил сообщение: «Мы в Форте. Урбек вызвал хванов…»
А в следующий миг вздрогнул и, не допечатав, отправил, потому что прозвучало:
– Здравствуйте, мои дорогие! – с дружелюбным напором выдал Кумар. А увидев, что дикари бросились врассыпную, добавил: – Не разбегайтесь – есть дело.
Приказ подействовал – за долгие годы сотрудничества дикари привыкли беспрекословно подчиняться Урбеку, зная, что в противном случае стоимость товара может упасть вдвое, и послушно остановились. Но молчать не стали:
– Ты зачем тут?
– Мы ничего не делали!
– Почему приехал?
– Ругаться будешь?
– Мы ничего не делали.
– Почему они на нас смотрят?
И толпа опасливо покосилась на стоящих около «Тигра» хванов. Морок профессионалы сняли и предстали перед Шапками во всей красе: удобные чёрные комбинезоны, аккуратная, очень точно подогнанная «сбруя», ножи, пистолеты, короткие автоматы, запасные магазины, гранаты, но главное, конечно, ножи. И четыре руки у каждого. И острое понимание, что замершие возле фургона убийцы только и ждут команды «Фас!».
И от всего этого народ раскричался:
– Мы не хотели эту электробарыгу!
– Нас Кувалда заставил!
– Одноглазый обманул!
– Он всех обманывает!
Хванов звали Торча и Деб, и на крики, которые народ адресовал им, они не обращали никакого внимания, наблюдая за тем, чтобы дикари вели себя прилично.
– Одноглазый свой товар продаёт, а наш – нет! – проорал обиженный на весь мир Утюг. – Наш товар под прилавок суёт!
– И налоги дерёт!
– Мы ему сразу сказали, что не собираемся тебя кидать!
– А он угрожал!
Пулемётный ствол медленно двигался вдоль толпы – башней управлял оставшийся в бронированном «Тигре» Трес, – и чёрный глазок оружия одним своим видом заставлял дикарей ощущать мощный прилив необычайно тёплых чувств к старому скупщику краденого.
– Мы тебя любим, Урбек!
– Мы всегда тебя любили!
– Помнишь, ты плюнул в меня жвачкой? Я её до сих пор храню!
– А у меня рука была сломана в двух местах!
– Это тебе Шпрота битой врезал.
– Не мешай, вдруг он от жалости не станет меня убивать?
– Урбек, ты лучший!
Устоять под напором обожания было чрезвычайно сложно, но Кумар справился. Остался холоден – в душе, а специально для публики пустил слезу из левого глаза.
– Я вам верю, верю и тоже… гм… хорошо к вам отношусь, дорогие мои. Очень хорошо отношусь.
– То есть трогать не будешь? – с подозрением осведомился народ.
– Пока нет.
Шапки слегка расслабились. Но именно слегка, поскольку пулемётный ствол и два вооружённых до зубов хвана не позволяли им успокоиться по-настоящему. Да и следующая фраза, говоря откровенно, прозвучала несколько двусмысленно:
– Я хорошо к вам отношусь и потому примчался сразу, как только узнал о вашей беде!
– У нас беда? – вновь насторожился народ.
– Что случилось?
– Вешать будешь?
– Когда вешают, это не беда, а репрессии, – сообщил чересчур умный Шибзич.
– А для народа? – уточнил Штекер Гнилич.
– И для народа репрессии.
– Репрессии – это когда палачей потом вешают, – подумав, сказал какой-то Дурич. – А когда палачи над народом измываются – это беда.
– Беда, – подтвердил Урбек, умело доводя простодушных слушателей до исступления. – Я услышал, что ваш горячо любимый фюрер тяжело болен…
– Мля! – выдохнул Кувалда и горестно посмотрел на близнецов.
Те переглянулись, и Лебра неуверенно поинтересовался:
– Это правда?
– Мля! – разочарованно повторил одноглазый, сообразив, что защищать смертельно больного вождя ушлые шасы не станут и «ЭлектроБарыгу» свернут.
– И в этот трудный час я решил быть с вами, со своими друзьями, – продолжил Урбек. – Давайте вместе обсудим, кто сможет стать следующими великим фюрером вашей великой семьи! – Чётко выверенная пауза. – И перестанет вас обманывать с помощью ужасного Интернета.
И посмотрел на молодых сородичей.
– Мля! – выдохнул Майно.
– Мы не верим в Интернет! – взвыли Шапки, наблюдая за движениями пулемётного ствола. – Интернет – зло!
– Давайте сожжём «ЭлектроБарыгу»! – предложил Утюг.
– Как ты его сожжёшь, если его нет? – резонно спросил Штекер. – От него только деньги есть.
– А деньги поделим, – ощерился
