Все это говорили без всякого пафоса, обыденно и просто, словно само собой разумеющуюся вещь. И главное, ничуть не сомневались, что Наполеон будет разбит, а захватчики – изгнаны. Рано или поздно, а случится именно так!
Эта убежденность, уверенность в победе передалась и Денису… Тем более что молодой человек знал наверняка – так все и будет! Пусть трудно, кроваво, но… Будет отступление, будет Смоленск, оставленная на поругание Москва… Но будет и Березина, и Лейпциг, и русские войска в Париже!
Подумав так, Дэн устыдился грустных своих мыслей. Но ведь и правда – разобьем Наполеона! Это точно! Он, Денис, это знал. Так, выходит, и солдатушки знали? Чувствовали… Правда, вот доведется ли им дожить до славных русских побед?
Шли по мосту войска, отступали. Угрюмо, невесело, однако же – в полном боевом порядке. Со стороны занятого неприятелем Тильзита послышался гул орудий. Французы попытались обстрелять переправу… Опоздали. Уже переправились почти все.
В этот вот момент Петр Иваныч, никогда не забывавший о своих солдатах, вновь отправил Давыдова к интендантам.
– Ты уж, Денис Васильевич, голубчик, разберись, где там наши обозы? Ежели будут говорить, мол, пропали – не верь. Стой на своем и, если что, на меня ссылайся.
– Разберусь, ваше превосходительство! – вытянулся в струнку гусар. – Разобрался бы и раньше, кабы не Фридланд.
Вновь прихватив верного ординарца Андрюшку, Денис набросил на плечо ментик и, вскочив в седло, поскакал в небольшое селение Амт-Баублен, в штаб главнокомандующего русской армией генерала Беннигсена.
Приехали быстро, и Давыдов, поручив лошадей Андрюшке, ходко поднялся по широкой вычурной лестнице вверх, в приемную залу, полную всякого рода людей. Штаб-квартира располагалась в огромном доме какого-то сбежавшего от войны литовского помещика. Толстые стены, башенки и развешанные по коридорам старинные щиты с гербами делали особняк похожим на рыцарский замок. Вполне себе романтическое место… кабы не тусующийся народец: офицеры, статские, какие-то подозрительные иностранцы с повадками лошадиных барышников и маклеров. Все суетились, бегали, шныряли, а Беннигсен, снисходительно сдвинув брови, обсуждал какие-то важные дела.
Как тут же выяснил гусар, командующий уже послал к Наполеону верных людей, готовить почву для перемирия, и теперь в штабе с нетерпением ждали приезда французских парламентеров.
Впрочем, Давыдову до этого не было никакого дела, имелся конкретный приказ наладить снабжение.
Схватив за локоть какого-то пробегавшего мимо драгунского майора, гусар спросил про интендантов.
– Снабженцы? Кажется, там, слева, во флигеле.
Махнув рукой, майор озабоченно побежал дальше по каким-то своим делам, видимо, очень важным.
Давыдов подался было к лестнице… и тут вдруг заметил Фельдена, интенданта! Вытянутое, приплюснутое с боков, лицо его выказывало нынче некое оживление. Впрочем, сейчас в штабе Беннигсена суетились все. И тем не менее…
– Ах, это вы, ротмистр… Да помню, помню я про ваши возы. Отправлю, сегодня же отправлю.
– Так я могу сопровождать?
– Да, да, конечно… Подождите пару часов – я сделаю все бумаги. Сейчас же, ей-богу, не до вас, прошу извинить…
Наскоро поклонившись, интендант вновь куда-то помчался… И вдруг все застыли! Разом. Ветром пронесся слух:
– Перигор!
– Французский посланник.
– Едет!
Ага, смекнул Денис – видать, этого-то черта тут все и ждали.
С лестницы спустился сам генерал Беннигсен в парадном, увешанном орденами мундире. Блеклое, как у вяленой воблы, лицо его больше походило на плутоватую физиономию биржевого спекулянта, нежели на волевое лицо русского генерала. Да он и не был русским, этот черт Беннигсен, даже подданным российской короны не был. Так, наемник… Прости, господи – государев слуга.
Вслед за генералом все подались на крыльцо, а во дворе уже показался посланник – чванливый молодой человек, расфуфыренный, словно петух. Луи-Эдмон де Перигор явился в сопровождении кирасиров и смотрел на русских, словно солдат на вошь.
– Вот ведь черт… – хмыкнул Давыдов.
Денис узнал его – года три назад мелькал в Петербурге на светских раутах этот тощий французский мальчик, племянник всемогущего Талейрана. Заискивал, улыбался, рад был дружить со всеми…
С тех пор Луи-Эдмон возмужал. Лицо его, раньше вполне симпатичное и юное, сделалось каким-то одутловатым, надменным. Впрочем, гусарский мундир посланнику очень шел, добавлял мужества – красные чакчиры, черный, расшитый золотом ментик…
Перигор и Давыдов вдруг встретились взглядами… Что-то человеческое промелькнуло на миг в глазах француза. Узнал. Но кивнул холодно, бесстрастно.
– А вот не угодно ли отобедать, господин посланник? – генерал Беннигсен был само радушие. Как и вся его свита.
Дэну стало вдруг неприятно – ну зачем так стелиться перед врагом?
– У нас, конечно же, не Париж, месье Перигор… Но милости просим! Угостим, чем бог послал.
Ну зачем! Зачем? Извечное русское гостеприимство превратилось здесь в какой-то обидный фарс.
Плюнув, Денис повернулся и решительно зашагал прочь, решив поискать поблизости какую-нибудь харчевню, где и перекусить вместе с верным своим Андрюшкою. Ординарца гусар нашел быстро… вернее, тот сам вдруг выскочил из кустов и выглядел при этом взволнованным донельзя.
– Денис Васильевич, барин… Там энтот… антидант… с хранцузами сговаривается!
– Интендант? С французами? А ну, веди.
Невдалеке от окружавшей штабной особняк ограды, на липовой аллее, в самых, вдалеке от чужого глаза, зарослях, о чем-то шептались двое статских, одетых, как обычно одеваются простолюдины с претензиями, – узенькие панталоны, сюртуки, шляпы. Лица статских было не разобрать, и о чем они говорили – не расслышать. Денис и Андрюшка затаились в соседних кустах, ближе подходить опасались.
Денис лишь шепнул:
– С чего ты взял, что…
В это момент один из статских вдруг дернул шеей… Знакомо так дернул… Каптенармус! Тот самый. Вон, усищи торчат – не спрячешь.
– Я его, барин, в трактире еще приметил… Они сперва там сидели.
– С чего ты взял, что второй – француз.
– Слыхал, как он говорил. На крыльце. А с этим они – по-русски. Про обоз – я слышал. Вот, думаю, не про наш ли?
– Посмотрим.
Давыдов нахмурился, соображая, что же делать? Если речь шла об их обозе, то нужно было срочно
