Я пораженно моргаю, не веря своим глазам. Весь Саммер находится на грани разрухи, но только не эти хоромы? Почему? И что там внутри?
Ответ приходит, когда в одном из альковов отодвигается занавеска. Оттуда выскальзывает женщина и плавной походкой направляется к лестнице в другом конце коридора. От потрясения у меня чуть глаза из орбит не вылезают. Она полностью обнажена! Гарриган даже закашлялся от шока. Коналл бросается ко мне, но, осознав, что никакой угрозы нет, ограничивается тем, что поджимает губы и яростно смотрит по сторонам. Терон так сильно краснеет, что его кожа приобретает бордовый оттенок. Это так забавно, что я еле сдерживаю смех.
А вот Кэридвен никак не реагирует на случившееся. Она с каменным лицом доходит до середины коридора и коротко кивает спешащему поприветствовать нас мужчине. Мои спутники молча идут за ней, в разной степени шокированные и испытывающие неловкость.
Из альковов выходят еще несколько человек. За распахнувшимися занавесками обнаруживаются бесстыдно одетые женщины, похожие на тех, кого мы видели прошлым вечером в городе, и полуодетые мужчины. Большинство развалились в креслах или на кроватях, разбросав в стороны руки и ноги. Волосы у них взлохмачены, а одежда помята. Клиенты явственно разнятся по своему положению — тут и облаченные в шелка аристократы, и крестьяне в грязных лохмотьях.
Это бордель. Который, видимо, лишен предрассудков в отношении общественного положения посетителей. Какая терпимость! Судорожно вздохнув, я благодарю судьбу за то, что не взяла с собой Нессу. Даже представлять не хочу, что бы сделали Коналл с Гарриганом, если бы их невинная сестренка очутилась вдруг в таком месте.
От жары и духоты лоб покрывается испариной, по позвоночнику струится пот. Полуденное солнце нагревает здание, а внутри оно не проветривается. Бордель напоминает печь, и мне так и чудится, что спящие мужчины и женщины с шипением начнут покрываться коркой, как мясо при обжарке.
Кэридвен доводит нас до алькова, расположенного в задней части дворца. Легкие занавески раздвинуты и открывают взгляду раскинувшиеся на блестящих шелковых подушках тела.
Принцесса взмахом руки приглашает нас внутрь.
— Мы пришли, — отрывисто говорит она и, протиснувшись между нами, направляется в обратную сторону.
Мы ошеломленно таращимся друг на друга. Терон приподнимает бровь.
— У меня такое чувство, что нам здесь не рады, — шепчет он.
— Может, так и есть, принц Гармонии, — улыбаюсь я ему.
Он закатывает глаза и, блеснув улыбкой, поворачивается к алькову. На подушках, как я понимаю, спят пять человек. Все они — сплошное переплетение волос, рук и ног, мерцающего атласа и поблескивающих золотых украшений.
— Король Симон, — произносит Терон.
Ни малейшего движения. Принц сжимает зубы.
— Король Симон Пребен, — зовет он громче.
Из людской массы приподнимается голова. Несмотря на то, что король увяз в паутине подушек и чужих рук и ног, совершенно очевидно, что он молод. Не так юн, как мы с Тероном, но ему не больше двадцати пяти. Багряные спутанные пряди падают ему на глаза, один из которых приоткрывается одновременно с раздавшимся глухим стоном. Король одной рукой касается своего запястья и через мгновение, вздохнув с облегчением, с любопытством смотрит на нас. Неужели он только что снял похмелье при помощи накопителя?
Симон смотрит на Терона, выгибает бровь, а потом глядит на меня.
— Чтоб мне сгореть! Уже утро?
Его лицо светлеет, и он вскакивает на ноги, тревожа спящих с ним людей. Те недовольно кряхтят, но Симон, не обращая на это внимания, перешагивает через распластанные тела, чтобы выбраться к нам. Сдавленно вскрикнув, я опускаю голову, чтобы не видеть представшего передо мной саммерианского короля. Как и повстречавшаяся нам несколько минут назад женщина, он полностью обнажен.
Симон или не замечает моей реакции, или игнорирует ее.
— Королева Мира! Я с таким нетерпением ждал…
Терон кашляет, невежливо перебивая его, и король хрипло смеется.
— О! — восклицает он, словно и вправду забыл, что не одет. — Я дико извиняюсь… Одну секундочку.
Слышится шарканье, сонное ворчание все еще спящих в алькове придворных, затем Терон тихонько толкает меня локтем — видимо, Симон уже оделся. Я впервые в жизни увидела обнаженного мужчину, и им оказался бестактный саммерианский король. Прелестно. Отважившись взглянуть на него, я вижу, что Симон затянул на поясе ярко-красную атласную ткань. Хотя назвать это пристойным одеянием язык не поворачивается.
— Королева Мира! — снова восклицает Симон и подхватывает со столика кубок. — Я давно уже не имел удовольствия принимать в своем королевстве винтерианцев. — Он широким жестом обводит бордель рукой с кубком. — Вот почему я подумал, что нам лучше всего познакомиться здесь. Вряд ли Саммер когда-либо представал перед вами во всем своем великолепии. К счастью, это легко поправимо. Сегодня в вашем распоряжении будет вся прислуга мадам Тиа! Сегодня вы присоединитесь к самому настоящему саммерианскому празднованию в этом дворце! Мы будем есть, мы будем пить…
Переваривая поток его слов, я осознаю, что он намеревается задержать нас здесь на целый день. Симон сует мне кубок, обливая вином свою руку. Темные капли покрывают браслет на его запястье, источающий ровное алое свечение. Накопитель Саммера.
Мне хочется сказать ему, куда он может засунуть этот кубок, но сквозь пелену шока пробивается зачаток здравой мысли: он нам не угрожает. Наоборот, проявляет радушие. Просто это не то радушие, в котором я нуждаюсь.
Будь милой, Мира. Я выдавливаю слабую улыбку.
— Благодарю, но не рановато ли для вина?
Симон осушает содержимое кубка, бросает его прямо на кровать и подмигивает мне.
— Нет, если ты в себя веришь. — Он задумчиво переводит взгляд за наши спины и как-то весь никнет. — А моя сестра не с вами? Гори пламенем эта девчонка! Раньше с ней было так весело. Она хоть представилась? Моя сестрица — самая несаммерианская саммерианка из всех возможных. Но когда она позволяет себе расслабиться, тогда держи вино при себе! Эта девчонка пьет, как лошадь. Тогда она становится настоящей саммерианкой.
— Король Симон, — прерывает Терон поток его излияний.
У меня чуть не вырывается вздох облегчения. Я, конечно, пока плохо знаю Кэридвен, но уверена, ее не особенно радуют
