Заканчивается одна песня, и тут же начинается другая. Кэридвен радостно вскрикивает, узнав мелодию. Напряженная барабанная дробь больше напоминает саммерианский мотив, нежели отемнианский. И, должно быть, песня действительно саммерианская, так как Кэридвен пускается в характерный для саммерианцев танец, соединив руки и выбивая ногами ритм. Танец принцессы подхватывают ее саммерианские друзья, затем – Джессе. И вскоре все вокруг костра пытаются копировать их движения, взмахивая руками, стуча ногами и хохоча.
Коналл нерешительно выделывает несколько па, и Несса заливается смехом, схватившись за живот. С лица Коналла не сходит улыбка. Присоединившись к нему, мы раскидываем руки в стороны, снова соединяем их, отстукиваем ногами танцевальный узор.
Кэридвен хватает за руки Джессе, и ее саммерианские друзья разделяются на пары.
Несса обводит взглядом толпу и лукаво улыбается. Я оборачиваюсь посмотреть, что она там заметила, но вижу лишь танцующих людей.
– Что такое? – перекрикиваю я музыку.
Несса подхватывает Коналла под руку и отталкивает меня.
– Он – мой партнер. Найди себе своего.
От ее толчка я на кого-то налетаю. Несса смеется, а я замечаю под ладонями полночно-синюю ткань, ощущаю твердую грудь и руки на своих локтях. Мэзер.
Мои щеки опаляет жар.
Барабаны выбивают такую неистовую дробь, что ноги сами несут меня в пляс. Прижавшись к Мэзеру, я подражаю волнообразным движениям толпы. Он выглядит потрясенным, но, быстро опомнившись, включается в танец. Наши тела чуть ли не переплетаются, глаза Мэзера горят ярче огня. Мы никогда еще не были так близки. У меня сбивается дыхание.
Мелодия замедляется и снова ускоряется, наращивая темп. Танцоры радостно кричат и двигаются все быстрее. Чем дольше длится песня, тем меньше я ее слышу. Все уходит на задний план. Я вижу лишь Мэзера, чувствую его тело, ощущаю наше сплетающееся дыхание.
Я всегда знала, что он красив. Но то, как он двигается – уверенно, настойчиво, страстно. Он не просто красивый, он… мой.
Песня подходит к концу, и я останавливаюсь. Музыканты тотчас играют другую мелодию, но я не танцую. Мэзер тоже медлит, тяжело дыша и всматриваясь в мои глаза.
Один вздох – всего один, – и Мэзер делает шаг назад. Это приглашение, молчаливый сигнал.
Не сводя с меня глаз, он проходит сквозь толпу танцующих и останавливается у края праздничной площадки. Улыбнувшись, направляется к лесу.
Магия искрящимся холодом бежит по венам, сердце бьется в ритме барабанной дроби. Вокруг костра и фонарей сгущается темнота.
Я устремляюсь за Мэзером в ночь.
21
Мэзер
Лагерь был виден как на ладони.
Мэзер устроился на самом низком уступе горы, свесив вниз ноги. Луна заливала бледным светом деревья, палатки и танцующих людей. В воздухе звучала тихая барабанная дробь. Оторванность от остального мира и окружающая ночь создавали иллюзию, будто ничего, кроме этого лагеря, не существует. Ни поджидающие их тьма и зло, ни зазубренные вершины Кларинских гор за спиной – гор, которые всего через несколько дней поглотят Миру.
У Мэзера сердце разрывалось на части от того, какое лицо сегодня было у Миры. От того, с какой тоской она смотрела на счастливых Джессе и Кэридвен. Ее поникшие руки и печальный взгляд выдавали, как сильно ей хочется такого же счастья. Но убивало Мэзера другое – сожаление в ее глазах. Словно Мира знала, что счастливой ей быть не суждено, и приняла эту жертву в обмен на что-то, ему неведомое.
Мэзер наклонился вперед и прикрыл глаза. За его спиной зашуршали листья, и, когда он обернулся, внутри него вспыхнуло желание.
Мира стояла на дорожке, отодвинув рукой ветвь дерева, растущего на уступе. На ней был традиционный отемнианский наряд, но Мэзер подозревал, что его придумали с одной целью – свести его с ума. Голубая ткань облегала ее тело, оставляя живот обнаженным, и бледная кожа Миры светилась в тусклом свете луны. Шагнув вперед, Мира уронила на землю прикрывающий ее плечи платок, и у Мэзера всколыхнулось сердце.
Он с усилием перевел взгляд на лагерь. Снег небесный, как же он жалок. Почему его так возбуждают обнаженные руки?
Когда Мира села рядом, зажав юбку между коленей, Мэзер стиснул зубы, чтобы не брякнуть лишнего. Если он откроет рот, то точно скажет что-нибудь неуместное, вроде: «Воспоминание о сегодняшнем танце будет сводить меня с ума месяцами» или «Давай потанцуем еще? Прямо здесь, где нас никто не увидит».
Мира повернулась к раскинувшемуся внизу лесу.
– Ты готов к путешествию? – спросила она хрупким, как опавшие листья, голосом.
– А ты? – Мэзер посмотрел на нее. – Сначала Дженьюри, потом Тадильский рудник. После всего пережитого это будет не так уж и сложно? – почти умоляюще спросил он.
Мира промолчала, и его кольнула тревога. Затем вздохнула, и на ее глазах заблестели слезы.
– Что бы мы ни делали, этого всегда было недостаточно, – сказала она. – Недостаточно принесенных нами жертв, недостаточно пережитой нами боли. Но эта жертва… – горячо произнесла Мира, наклонившись к нему, – будет последней, Мэзер. Благодаря ей мы одолеем Ангру.
Она ненадолго умолкла, пугая Мэзера еще больше.
– Нужно пожертвовать накопителем. Вернуть его магическому источнику, – прошептала Мира, слова давались ей с трудом. – Такая жертва уничтожит всю магию, включая Распад. Я – накопитель Винтера, и я…
– Что? – оборвал ее Мэзер. – Подожди. Ты предлагаешь пожертвовать собой, как когда-то я в Битае? Помнишь, что сделал Уильям? Хорошенько мне врезал. Он впервые ударил меня за пределами тренировочного круга, и я заслуживал этого, Мира. Я предлагал совершить глупость. Всегда есть способ избежать… подобного.
Его слова не убедили ее. Она выглядела расстроенной и усталой.
– Мне не нужно твое согласие на это, – Мира встала, сжав в руках атлас юбки, и Мэзер тоже поднялся. – Я знала, что ты будешь против, поэтому сомневалась, говорить тебе об этом или нет. Но ты должен знать, что меня ждет в лабиринте, потому как… – ее губы задрожали, глаза наполнились слезами. – Ты нужен мне,
