– Я надеялась, ты не посмеешь прийти после вчерашнего, – буркнула я.
– Мне нечего бояться. Ты меня не убьешь, – ответил Айджа.
Он машинально крутил на ладони нож, периодически останавливая его. Я фыркнула.
– Разве ты не слышал, что я могу убить кого угодно?
– Но не меня, – пробормотал Айджа. – Ты слишком сильно влюблена в моего глупенького братца. Любишь его даже в ущерб себе.
Я засмеялась. Вот уж не думала, что Айджа Керезет с его шелестящим голосом видит мое сердце насквозь.
– Мне кажется, что я тебя знаю, – внезапно произнес Айджа. – Вернее, полагаю, что знаю. Нет, действительно знаю.
– Я что-то не в настроении вести философские беседы о том, что делает человека тем, кто он есть. Но если ты уже в большей степени Ризек, чем Айджа, тогда ты точно меня не знаешь. Ты, кем бы ты ни был, никогда мною не интересовался.
– Бедная одинокая и никем не понятая дочурка из богатого семейства, – Айджа уставился в потолок.
– И это говорит ходячее помойное ведро, куда Ризек сливает то, что хочет забыть, – парировала я. – Кстати, почему бы ему просто меня не убить? Спектакль получился чрезмерно изощренным и для моего братца!
Айджа промолчал, что в принципе являлось ответом. Ризек поступил так, потому что ему нужно было убить меня на глазах у всех.
Вероятно, среди шотетов быстро распространились слухи о том, что я связалась с заговорщиками, которых провела в особняк. Так что Ризек действовал логично: сперва ему следовало опозорить меня и лишь затем – уничтожить.
А может, он хотел сполна насладиться моими страданиями.
Но в последнее я не верила.
– Не понимаю, зачем мне дают совершенно бесполезные столовые приборы? – проворчала я, терзая пересушенный тост тупым ножом.
– Владыка заинтересован в том, чтобы ты не покончила с собой раньше положенного срока.
Раньше положенного срока. Интересно, не сам ли Айджа определил то, когда и как должна закончиться моя жизнь? Оракул, выуживающий идеальное будущее из множества вариантов.
– Да у меня ногти острее! – Я с размаху ударила ножом по матрасу, так что затряслась рама, и разжала руку.
Нож упал, не прорезав даже простыню. Я сморщилась, пытаясь определить, в каком месте у меня сильнее болит.
Болело все.
– Полагаю, владыка считает тебя изобретательной, – тихо ответил Айджа.
Сунув в рот последний кусочек тоста, я привалилась к стене.
Мы находились в чреве амфитеатра, в одной из стеклянных камер. Высоко над нами располагались ряды скамей, на которых наверняка собралась публика, горящая желанием посмотреть на мою гибель. Последний бой я выиграла, но с большим трудом. Нынешним утром даже поход в туалет оказался настоящим подвигом.
– Как мило! – ответила я, всплеснув руками, покрытыми синяками. – Видишь, мой брат во мне души не чает?
– А ты, значит, шуточки шутишь, – раздался из коридора приглушенный стеклом голос Ризека. – Между прочим, пора бы тебе впасть в отчаяние.
– Нет, отчаяние – это когда затевают дурацкую игру, в попытке запятнать мое имя, прежде чем убить, – откликнулась я. – Или ты боишься, что люди сплотятся вокруг меня? Какой ты жалкий!
– Давай вставай, сейчас посмотрим, кто здесь жалкий. Тебя на арене заждались.
– Может, хоть скажешь, с кем я сегодня дерусь? – стиснув зубы, я оттолкнулась от кровати.
Я сумела сдержать стон и встала.
– Сейчас увидишь, сестричка. И не переживай: вся эта тягомотина скоро закончится, и мы оба будем довольны. Я приготовил для тебя особенного противника, Кайра.
Я взглянула на Ризека. Он облачился в синтетическую броню, матово-черную и очень гибкую – в отличие от традиционной шотетской – и черные же ботинки, делавшие его выше ростом. Воротничок белой рубахи, виднеющийся из-под брони, оказался наглухо застегнут. Почти так же брат был одет на похоронах матери. Символично, учитывая, что сегодня мне, вероятно, предстояло умереть.
– Какая жалость, что твой возлюбленный не увидит боя, – добавил Ризек. – Уверен, ему бы понравилось.
В последние дни я постоянно повторяла слова Зоситы, сказанные ею перед казнью. Я спросила ее, стоило ли жертвовать жизнью, пытаясь одолеть Ризека, и Зосита ответила, что стоило. Хотелось бы мне сказать ей теперь, что я ее поняла.
– Что-то я не разберу, где настоящий Ризек, а где Айджа. Однако думаю, что ты пребывал бы в более благодушном настроении, получись у тебя отнять дар Айджи целиком и полностью, – заметила, выходя в коридор.
На мгновение я отчетливо увидела, как остекленели его глаза. Ризек и Айджа синхронно посмотрели друг на друга.
– Ясно, – резюмировала я. – Что бы ты ни делал, все впустую. Нет у тебя никакого дара.
– Уведи ее! – бросил Ризек Айдже. – У нее дел по горло. Смерть – занятие хлопотное.
Айджа подтолкнул меня вперед. На нем были толстые перчатки, как будто он собирался дрессировать охотничьих птиц.
Если держать себя в руках, идти удавалось почти прямо, хотя рана так пульсировала, что моя концентрация оставляла желать лучшего. По ключице что-то потекло, я от всей души надеялась, что это пот, а не кровь.
Айджа вытолкнул меня на арену, я чуть не полетела кувырком. Свет ослеплял, на бледном безоблачном небе сияло солнце. Амфитеатр гудел: шотеты свистели и орали что-то неразборчивое.
Прямо передо мной стоял Вас Кузар и улыбался потрескавшимися губами. Если он не начнет их срочно чем-нибудь мазать, они обязательно закровоточат.
– Вас Кузар! – торжественно объявил Ризек.
Его голос, подхваченный и усиленный крошечными дронами, разнесся над ареной. За краем амфитеатра виднелись здания Воа, в блестящих металлических панелях многократно отражался солнечный свет. Один синий полупрозрачный шпиль почти терялся на фоне неба. Арену накрывало силовое поле, защищая от непогоды и попыток бегства. Нам, шотетам, не нравится, если наши игрища прерываются ливнем, холодом или удравшими заключенными.
– Ты бросил вызов предательнице Кайре Ноавек. Бой будет происходить на ток-ножах до самой смерти!
Услышав «предательница», собравшиеся как по команде заорали, я же только закатила глаза, хотя сердце застучало быстрее.
– Ты выступишь от имени шотетского народа, который предала Кайра Ноавек. Готов ли ты, Вас?
– Я готов, – ответил Вас своим обычным ровным тоном.
– Твое оружие, Кайра. – Ризек вытащил из ножен на спине ток-нож и протянул мне его рукоятью вперед.
Рукава его рубашки были закатаны. Я подошла, пожелав, чтобы тени токодара пробились сквозь мою плоть и опять вырвались наружу. Туманные прожилки затрепетали. Я приблизилась к Ризеку, но вместо того чтобы взять клинок, схватила брата за запястье. Мне хотелось, чтобы все увидели, каков он на самом деле: только физические страдания могли обнажить его гнилое нутро.
Ризек зашипел сквозь зубы и забился, пытаясь стряхнуть мою руку. А я позволила своему токодару хлынуть туда, куда он пожелает, а он желал только одного – быть разделенным с кем-то.
С Акосом я отказалась разделить боль, едва не умерев в итоге. Но ради Ризека я погнала тени вперед со всей силой, на которую оставалась способна.
Айджа оттащил Ризека в сторону, но дело было сделано:
