– Угу, – откликнулась Тека. – Смейтесь-смейтесь, сами вы точно бы в штаны наделали, если бы увидели такое!
– Оно того стоило, даже если ты меня никогда не простишь, – подмигнул ей Джайо.
Голос у него был мягким и мелодичным.
– А на тебя оно тоже действует? – спросила Сизи у Акоса, кивая на стебель в его руке.
Вместо ответа Акос храбро откусил кусок. Вкус у ковыля был землистым, кисло-соленым.
– Твой токодар – это нечто! – изрекла Сизи. – Наверняка мама бы нашла, что сказать по такому случаю. Что-нибудь особенно мудреное и глубокомысленное.
– Расскажи нам про Акоса в детстве, – попросил Йорек, молитвенно складывая ладони и склоняясь к Сизи. – Был ли он когда-нибудь ребенком или сразу родился взрослым с тоскливо-серьезной физиономией?
Акос хмуро покосился на Йорека.
– Он был пухлощеким коротышкой, – ответила Сизи. – Он вечно чем-то увлекался. А носки всегда приводили его в восторг.
– Меня?! Носки?! – вскричал Акос.
– Ага! Мне Айджа говорил, что ты их раскладывал слева направо в порядке предпочтения. Твоими любимыми были желтенькие.
Акос вспомнил их. Зеленовато-желтые, из пушистой шерсти. Они казались толстыми и неудобными, хотя в действительности таковыми не являлись. Самые теплые носки на свете.
– Как вы все друг с другом перезнакомились? – спросила Сизи, простым вопросом развеяв напряжение, появившееся после упоминания имени Айджи.
– Когда я был маленьким, Сови делала карамельки и угощала ими окрестных ребятишек, – сказал Йорек. – Жаль, что она не говорит по-тувенски, иначе поведала бы о моих подвигах.
– Что до меня, то я познакомился с Йореком в общественном сортире. Я насвистывал… – Джайо смутился. – В общем, пока сидел в кабинке, а Йорек решил мне подсвистеть.
– И ему это не понравилось, – добавил Йорек.
– Моя мать была вроде как главой заговорщиков. Вернее, одним из лидеров, – встряла Тека. – В прошлом сезоне она вернулась из колонии диссидентов, чтобы помочь нам с выработкой стратегии. Диссиденты одобряли наши намерения покончить с Ризеком.
Исэй насупилась. В последнее время она столько хмурилась, что складывалось впечатление, будто она намеревается раз и навсегда избавиться от переносицы. Однако теперь Акос сообразил, в чем дело.
Но его не слишком интересовали связи между заговорщиками и диссидентами. Он лишь хотел спасти Кайру и увезти Айджу домой, а остальное его не волновало.
Однако для канцлера Туве была важна информация о зреющем в среде шотетов инакомыслии, как и внутреннем, так и внешнем.
– А сколько вас, заговорщиков? – поинтересовалась Исэй.
– Ты всерьез надеешься, что мы тебе ответим? – ухмыльнулась Тека.
Разумеется, отвечать на вопрос никто не собирался, и Исэй решила сменить тему.
– Ты вступила в сопротивление из-за… – Исэй показала на свое лицо. – Из-за глаза?
– Нет, что ты! К тому же у меня – оба глаза на месте. Но я люблю носить повязку, – выпалила Тека.
– Правда? – изумилась Сизи.
– Нет, – покачала головой Тека, и все засмеялись.
Хотя еда оказалась почти безвкусной, Акос не остался голодным.
Здесь он чувствовал себя как дома, причем гораздо в большей степени, нежели в изысканном особняке Ноавеков. Тека стала вполголоса подпевать Джайо, а Сови отстукивала ритм ладонью по столешнице с таким энтузиазмом, что вилка Акоса запрыгала по тарелке. Затем Тека и Йорек начали танцевать. Исэй придвинулась к Джайо и спросила:
– Когда ваша группа заговорщиков будет спасать Кайру, чем займутся другие? Ну, гипотетически.
Джайо прищурился.
– Знаешь ли, шотеты с низким социальным статусом нуждаются в вещах, которых у них нет. И им нужен кто-то, кто тайком доставляет всякие полезные вещи.
– Например, оружие? Ну, чисто гипотетически? – не унималась Исэй.
– И это тоже, но оружие – не главное, – Джайо сфальшивил, выругался и продолжил играть. – Главное, еда и лекарства. И поэтому надо часто летать на Отир и сразу возвращаться обратно. Людей надо накормить, прежде чем вести их в бой, верно? Чем дальше от Воа – тем чаще натыкаешься на голодных и больных.
Исэй с каменным лицом кивнула.
Прежде Акос не задумывался о том, что происходит за пределами змеиного клубка Ноавеков, в котором он увяз. Но сейчас он припомнил слова Кайры о том, что Ризек придерживает еду и лекарства, выдавая их только своим приспешникам, и ему стало противно.
Тека и Йорек по-прежнему кружились друг напротив друга. Йорек двигался на удивление грациозно: от его неуклюжести не осталось и следа.
Сизи и Исэй сидели рядышком, прислонившись к стене. Иногда Исэй даже пыталась улыбнуться, но у нее плохо получалось. Это не была улыбка Ори.
«Может, они и близнецы, но все-таки совершенно разные», – подумал Акос.
Ему еще придется к этому привыкать.
Сови спела несколько куплетов из песни, которую исполнял Джайо.
Они подходили к столу и ели, пока не почувствовали себя сытыми, пригревшимися и размякшими.
29. Кайра
Очень трудно уснуть после того, как с тебя срезали кусок кожи, но я сделала все, что было в моих силах.
К утру подушка пропиталась кровью, хотя я старалась не ложиться той стороной, которую Вас ободрал от шеи до виска.
Я не умерла от потери крови лишь потому, что рану прикрыли особой перевязочной тканью – новейшей разработкой отирианских медиков. Она рассасывалась по мере заживления пореза. Только для таких ран, как моя, ее оказалось маловато.
Я стянула наволочку и швырнула ее в угол. Тени плясали над моей рукой, покалывая кожу. За много лет я привыкла к тому, что они просвечивают изнутри, струясь вдоль вен. Когда я очнулась после допроса (солдат-шотет рассказал мне, что мое сердце остановилось, а потом вдруг снова начало биться), то увидела, что тени выплеснулись наружу. В тот момент они причиняли мне боль, но вполне переносимую. Я не понимала, почему так произошло.
Ризек приговорил меня к немхальзаку, Вас срезал полосу моей кожи, словно кожуру с солефрута, и боль вернулась ко мне в полной мере.
А еще я сражалась на арене.
Ризек спросил у меня, где нанести шрам. Но разве такое можно назвать шрамом? Ведь шрамы – это зажившие порезы на теле человека, а не содранные клочки кожи. Немхальзак требует, чтобы за свою вину ты заплатил плотью, и само свидетельство твоего искупления должно быть на видном месте.
У меня в голове творилась полная неразбериха, и я ляпнула, что хочу такой же шрам, как у Акоса, полученный им от Ризека в первый день пребывания в поместье. От уха до челюсти.
Однако когда Вас провел острием, Ризек сказал: «Не мелочись, захвати и немного волос».
Я старательно дышала через нос. Не хотела, чтобы меня вырвало. Нельзя, чтобы меня тошнило, мне потребуется вся моя сила воли.
По утрам меня «навещал» Айджа Керезет. Ставил поднос с едой на пол, пятился к противоположной стене и, сгорбившись, наблюдал. Сегодня у него на подбородке красовался синяк, которым я наградила его накануне, когда попыталась вырваться и сбежать, пока он тащил меня на арену. Мне удалось здорово ему двинуть, но, к сожалению, подоспела стража
