– Я испытываю то же самое. Думаю о вас каждую секунду, хочу вас видеть, не могу без вас, – сказал я, ощущая, что у меня подкашиваются ноги. Гул в ушах становился невыносимо громким. – Ариэль, я… мы…
Боже мой! Мне не хватало слов, как утопающему не хватает воздуха.
– Фокс, я больше всего боюсь сейчас проснуться, – прошептала она. – Вы же не снитесь мне? Вы настоящий? Фокс Райан, который любит меня, – это не плод моего разыгравшегося воображения?
– Нет, – ответил я, чувствуя, как что-то внутри меня окончательно развалилось, разлетелось на части и вместо этого родилась уверенность.
– Пусть весь мир с его правилами, его приличиями, его традициями летит к черту на рога, пусть все пропадет пропадом, если оно против нас, – сказал я. – Ариэль, я вас люблю и хочу, чтобы вы были со мной всегда. Если вы этого тоже хотите, то так и будет, и никто нам не помешает!
Скрипнула дверь. Мы разом развернулись к ней, не выпуская друг друга из объятий – а я и не заметил, как обнял ее, как прижал к себе. Но это был всего-навсего Блейк. Он стоял и совершенно бесцеремонно глазел на нас.
Я, вероятно, покраснел:
– К-хм… Блейк, что-то случилось?
– Ровным счетом ничего, – сказал он, довольно ухмыляясь. – Заскочил взять книгу почитать, не спится мне чего-то.
Мы с Ариэль разошлись, смущенные, а Блейк проследовал к столу, порылся в ящике, действительно взял какую-то книгу и пошел к двери:
– Не буду мешать вам. Спокойной ночи, док.
– И вам спокойной ночи, Блейк. – Когда дверь за ним закрылась, я повернулся к Ариэль. – Ну вот… теперь Блейк тоже знает.
Она молчала.
– И пусть знает, – с непонятной мне самому горячностью добавил я. – Не знаю, согласитесь ли вы со мной, Ариэль, но мне даже хочется, чтобы об этом все знали. О том, что я вас люблю, я готов рассказать всему миру.
Неделя промелькнула совершенно спокойно. Противник не предпринимал никаких действий ни против нас, сидящих в брохе, ни против наших друзей за его пределами. Единственное, что можно было счесть враждебным актом, было то, что Ариэль все-таки уволили и сразу же заблокировали прямой доступ к системе канцелярии. Но Ариэль оказалась хитрее и успела сделать на сервере резервную учетную запись, через которую ходила в систему как к себе домой. Харконен (а может, Кохэген, но скорее первый) попытался было удалить с сервера то, что, по его мнению, могло скомпрометировать их дуумвират, – и потерпел фиаско, поскольку система, настроенная Ариэль, ежедневно вытаскивала резервную копию стертых документов. Справиться с этим наш противник не сумел и к среде махнул рукой и оставил тщетные попытки. Также им был просмотрен субботний ролик (пока еще старая версия, а о существовании новой он и не догадывался). Видимо, содержание ролика его вполне удовлетворило, и ролик по-прежнему фигурировал на сервере с пометкой о допуске в систему телевещания города. Что нам и было нужно: в урочный час наш ролик заменит этот, и страна, а с ней и весь мир, если, конечно, в мире найдутся люди, которым интересны хоуллендские страсти, увидят и узнают правду о Харконене с Кохэгеном. Морпехов нам, конечно, не пришлют, но последствия могут быть для наших заклятых друзей самые печальные.
Я все гадал, чувствуют ли Кохэген с Харконеном висящий над их головами дамоклов меч или пребывают в уверенности, что находятся в безопасности? Второе было предпочтительнее, но, судя по всему, события развивались по первому варианту. Мне даже начинало нравиться происходящее, этакий политический цугцванг. Но нравилось, вероятно, лишь потому, что я находился в приподнятом расположении духа.
Итак, мы заняли глухую оборону в брохе и никуда не выходили оттуда. Но меня это совершенно не угнетало. Даже если бы нас с Ариэль заперли в одиночной камере, единственным, что тревожило бы меня, было бы то, что ей не понравится подобная ситуация. Сам я был счастлив в нашем вынужденном заточении, проводя практически все время с Ариэль. При этом я отнюдь не сидел сложа руки, а сразу же начал обустраивать свою лабораторию. Это было дело весьма сложное, требующее максимальной концентрации внимания, тем более что процесс юстировки и калибровки приборов шел с трудом, и я лишь впоследствии узнал, почему.
Когда я занимался этим, Ариэль тихонечко сидела рядом со мной на стуле. А иногда она расспрашивала меня, что я делаю, и слушала мои не очень-то доступные для понимания пояснения с восхищением ребенка, которому читают на ночь сказку. В наших новых отношениях вообще появилось что-то родительско-детское. Но это меня больше не смущало. Я рассказывал ей о назначении приборов, демонстрировал по ходу рассказа нехитрые опыты, и вскоре она призналась, что мир, в котором я живу, кажется ей довольно увлекательным. От этих слов чаша моего счастья стала еще полнее.
А после работы мы вместе с ней шли на репетиции, и я вскоре понял, что цирковая арена и все, связанное с нею, – это ее мир. И, что удивительно, мне в этом мире было так же интересно, как ей в моем. Я даже стал рассчитывать кое-какую механику сцены, чтобы впоследствии внедрить ее в деятельность цирка лепреконов, сделав его представления еще красочнее и безопаснее.
До четверга я усиленно возился с настройкой приборов лаборатории. В четверг было представление, и вечером в цирк пришел Барт с семьей. Он получил от Блейка контрамарку и приходил с внуками на каждое представление. Кстати, представления цирк давал четыре раза в неделю.
Я поспешил выведать у Барта, что творится снаружи.
– Харконен с Кохэгеном шляются где-то, – безмятежно ответил он. – Возможно, что-то планируют, но что – я не знаю. Фредди ковыряется в сервере, но, по-моему, я лучше разбираюсь в этой машинерии, чем он. А новый безопасник Кохэгена вовсю крутит с нашей Барби, причем у них, похоже, все действительно очень серьезно.
Мне это затишье совершенно не нравилось. Слишком легко у нас все получалось, а когда все идет так, как планируешь, – жди большой неприятности. По крайней мере, в этом состоит суть одного из законов Мэрфи, в истинности которого убеждены все, имеющие отношение к науке – от зеленого лаборанта до матерого академика.
Но я решил не портить себе нервы тревогами и ожиданием, и мы с Ариэль отправились смотреть представление.
Кстати говоря, я не забросил свою медицинскую практику. Теперь в моей аптеке управляла Барби (я решил, что отдам ей весь свой доход за этот месяц), а всех пациентов, которых, к счастью, было немного, она отправляла в брох. Всего за эту неделю «сидения
