– Морфеус, это еще что такое? Если тебе не терпится пообщаться с Симбой, можешь телепортировать его на борт станции сразу по прибытии.
– Вы знаете, что у меня не получается, – ответил тот. – Симба очень тяжелый, а я только-только телепортацию освоил…
– Симба – это, наверно, тот робогрейдер, – тихо сказал мне Призрак и, видя мое недоумение, пояснил: – здоровущая cazzatta с ковшом, красно-желтая, ты его не могла не заметить.
Я неуверенно кивнула. Было что-то такое в гараже Проекта, видела мельком.
– Кажется, это твои проблемы, – равнодушно пожала плечами Апистия. – Хочешь – дожидайся, пока твою бандуру свезут на базу дроны, хочешь – сам тащи, если пупок не развяжется.
Призрак кашлянул и шагнул вперед:
– Парень дело говорит, – заявил он. – Даже Цезаря перетащить – та еще cazza granda, а уж его pacco di merde потяжелее будет, раз так в сто. Может…
– Не помню, чтобы я спрашивала твоего совета, – Апистия глянула на Призрака полыхающим взглядом. – Тем более, не помню, чтобы Лорд принимал тебя в состав кураторов.
– Я не куратор, – признал Призрак, – но и не андроид какой-нибудь, чтобы своего мнения не иметь, cazzarolla! Не понимаю, почему мы не можем…
Апистия… не знаю, как это назвать, мгновенно переместилась к Призраку, схватила его рукой за горло и приподняла подбородок:
– Почему? А потому, маленький засранец, что вас собрали не для того, чтобы вы друг другу помогали! Вы еще этого не заметили, но все цепочки конкурируют друг с другом. И с каждым днем эта конкуренция будет только обостряться. Кроме твоей цепочки и кураторов, здесь у тебя нет друзей, понял?
– Нет, не понял. – Это уже Джинн пришел на помощь другу. – Мне Надин другое обещала.
Апистия смерила его насмешливым взглядом:
– До того, как ваша цепочка притащила на базу неоконских дронов на хвосте? Или уже после?
Джинн скрипнул зубами, но встал ближе к Призраку – с правой стороны, потому что слева стояла я. Даже не заметила, как подошла к нему и взяла за руку, я сделала это машинально – зато я поняла, что вот уже минуту мурлычу себе под нос один мотивчик… Как там Призрак говорил, колдуй, баба, колдуй, дед? Говорят, три раза спетая, эта песня обладает способностью убивать. Я не была в этом уверена, но слова сами приходили мне на ум.
– Игры закончились! – кажется, Апистия вышла из себя – мне даже почудилось, что от нее исходит волна жара. – Началась жизнь, и то, что вы видели, еще цветочки. Неоконы считают нас угрозой, и, надо сказать, обоснованно – если мы решим свести с ними счеты, прятаться будет негде, из рая вытащим и в аду найдем. Но лишь когда вы подрастете, когда возмужаете… если сумеете. И взаимопомощь вам в этом не поможет! Тот, кто полагается на помощь друга, слаб, а силен лишь тот, кто рассчитывает только на себя. Так что бросайте вы это дурное занятие. Кстати, если вы думаете, что всемером справитесь с Куратором – ангард![9]
– Брейк. – Интересно… минуту назад Лорда в помещении не было, и появиться ему было неоткуда. То ли он все-таки присутствовал, но невидимый, то ли он умеет телепортироваться – хрен поймешь. – Апистия, я вижу, что тебе не терпится показать меру своей крутизны, и решительно против этого. Хватит нам потерь, тем более не надо потерь от friendly fire. Неоконы только этого и добиваются.
– Мой Лорд. – Все пламя, пылавшее в глазах Апистии, мгновенно погасло; казалось, ее зрачки затянуло изнутри льдом. – Мне кажется, нам следует принять меры – вы же видите, насколько серьезна ситуация. Мало того, что эта цепочка возомнила себя коллективным воплощением Спасителя, они еще и…
– Дерзают с тобой спорить, – улыбнулся Лорд. – Апистия, они дети, а дети все одинаковы. Вспомни себя…
– Я никогда не была ребенком, – перебила его Апистия. Улыбка Лорда стала шире:
– Физически ты была взрослой, обе половинки твоего я, но психологически – не так давно вы все были детьми. Вы и сейчас порой ведете себя, как дети. Так что оставь семерку Надин в покое, разбирайся со своими. У тебя хорошие показатели, не стоит портить их непедагогическим избиением чужих подопечных… И потом, как ты объяснишь это Надин? Насколько я знаю, вы ведь уже помирились?
– Я, – оп-па, а Апистия, кажется, смутилась. Интересно, как это – она никогда не была ребенком? Родилась взрослой? И что это за две половинки личности? Имеется в виду ее фича?
– Именно ты, – кивнул Лорд. – Иди к своим, командуй высадкой, а я пока прогуляюсь с ребятами по лодке и объясню им несколько животрепещущих истин.
Странно… Лорд говорил абсолютно спокойно, как-то даже расслабленно, но меня не покидало ощущение, что за этим внешним спокойствием, расслабленностью таится нечто такое… страшное. По-настоящему страшное. И если это нечто когда-нибудь вырвется на волю, прорвав внешнюю оболочку снисходительного спокойствия, небо над всеми нами скукожится, как шагреневая кожа. Я и оглянуться не успела, как уже семенила за Лордом, все еще держась за руку Призрака…
ТеньЛорд отвел нас в самый конец палубы. Мы миновали импровизированный ангар, где стоял грустный Симба, рядом с которым «Таннин» Бракиэля казался крошкой, миновали широкий проход и оказались в тесном помещении, буквально зажатом между каких-то невообразимо больших шахт.
Лорд непринужденно оперся на одну из них:
– Когда этот кораблик был молод, таких шахт на нем было шестнадцать, – сказал он. – И каждая заряжалась баллистической ракетой с тремя зарядами, каждый из которых мог превратить в радиоактивную пустыню город вроде Нью-Йорка. Потом двенадцать шахт удалили, чтобы разместить многочисленные лаборатории, а четыре оставили – чтобы спутники запускать. Я, в общем-то, для этого их и использую.
Вы провели на лодке полночи и часть дня, но об этом, наверно, даже не подозревали, правда? Спешу вас огорчить: вы не знаете еще очень, очень многого. Но делаете выводы о том, о чем не знаете, и выводы очень категоричные. Разве нет?
Взять ту же Апистию. Леди Мегеру. За прошедшие двое суток она провела две операции. Очень тяжелые, очень сложные. Она спасла жизнь двух человек, включая вашего куратора и члена вашей цепочки. Она принимала решения, после которых более впечатлительные врачи ночами не спали. Она, сжав волю в кулак, приняла решение ампутировать конечности вашей Льдинки – ни антибиотиковая блокада, ни нанореконструкторы, ничего не могло остановить сухую гангрену, пожиравшую плоть Леди Лёд – лишь ампутация отсекла для нее путь к важнейшим органам.
Другой на месте Апистии никогда бы не решился на это: лишить молодую, цветущую девушку сразу всех ее конечностей. Другой бы пытался спасти хоть что-то – и проиграл бы. Иногда в жестокости куда больше добра, чем в слюнявом гуманизме. Леди Лёд в коме, но ее
