— Госпожи нет дома, — сообщил лакей.
— Но семья в городе? — уточнила Кестрель. — Джесс часто бывает дома?
Лакей помялся, но ничего не сказал.
— А брат ее здесь? — продолжила спрашивать Кестрель.
Слуга молчал, и ей пришлось добавить:
— Тебе известно, кто я такая?
Лакей неохотно признался, что Ронан возвращается поздно.
— Его очень трудно застать. А сестра…
— Если ее нет дома, я подожду в гостиной, — предложила Кестрель, хотя так она рисковала столкнуться с Ронаном.
Лакей принялся теребить край рубашки.
— Я бы вам не советовал, госпожа. Думаю, ни брат, ни сестра в ближайшее время не вернутся.
— Я подожду.
Ждать пришлось долго. Кестрель решила, что ляжет спать на диване, если потребуется, но ни за что не уйдет. Огонь в очаге почти погас. Чай в чашке остыл.
Кестрель вспомнила, как нахмурилась Джесс во сне. Вспомнила стеклянные лепестки ожерелья, которые пришлось раздавить вазой. Может, Джесс молчала — не приходила, лгала — из-за сломанного подарка? Может, в этом все дело? Но ведь Кестрель сама во всем призналась, и Джесс ее простила. Разве нет? Или…
Что мог наговорить ей Ронан? Кестрель надеялась, что гордость не даст ему рассказать сестре о том, как он сделал предложение Кестрель во время зимнего бала. О том, как она отказала и из-за кого.
Ее охватил страх. Часы пробили начало третьего, и Кестрель беспокойно поерзала на диване. От подушки, лежавшей у нее под головой, пахло духами Джесс, причем аромат был еще свежим. Перед глазами у Кестрель будто распустились нежные бутоны белых цветов, которые росли в Гэрране.
Окна гостиной выходили на дорогу. Кестрель прекрасно видела собственную карету и сидящую в ней служанку. Осознание пришло внезапно. Кестрель не хотела в это верить, не хотела понимать, но поделать уже не могла ничего. Она представила, как Джесс сидела на этом самом диванчике в тот момент, когда подъехала карета Кестрель. Джесс дала указания лакею, спряталась в другой части дома и ждала там, пока Кестрель уйдет. Он запаха духов защипало глаза.
— Я вернусь в другой день, — сказала она лакею, подходя к двери.
Когда Кестрель садилась в карету, она обернулась и увидела легкое движение в окне верхнего этажа. Кто-то слегка отогнул занавеску и следил за дочерью генерала. Но Кестрель не успела понять кто — занавеску задернули.
Проходя через надвратную башню, Кестрель услышала смех стражников.
— И где он теперь пропадает? — спросил один.
— На псарне, — отозвался второй. — Возится с щенками по локоть в грязи. Самое место для нашего прекрасного принца, а?
Кестрель остановилась, развернулась и подошла к стражникам, которые ни капли не испугались. Значит, они думали, что госпожа разделяет их презрительное отношение.
Кестрель посмотрела в глаза слуге и отвесила ему пощечину. Последовало изумленное молчание. Кестрель сжала руку в кулак и удалилась.
Верекс прятался в одном из загонов псарни. Он сидел на ворохе грязной соломы и кормил щенка, прикладывая к его рту тряпочку, смоченную в молоке. Малыш спокойно лежал у принца на руках. Шкура у щенка была вся в складках, глаза еще не открылись.
Когда Верекс увидел Кестрель, то сам как будто превратился в маленького загнанного зверька.
— Лучше молчи, — попросил он.
— Почему?
— Потому что я знаю, что ты скажешь.
Кестрель перегнулась через ограждение:
— Покажешь, как это делается?
От неожиданности Верекс даже отнял тряпочку от щенка, и молоко закапало тому на морду. Кестрель вошла в загон, села на солому рядом с принцем и протянула руку.
— Нет, — сказал Верекс и сложил ее ладони в форме чаши. — Вот так. — И только после этого положил щенка в ее подставленные руки.
Это было теплое, мягкое и податливое тельце. Кестрель чувствовала, как щенок дышит. Вероятно, она сама была такой же в младенчестве. Может, ее отцу тоже нравилось держать в руках крохотное, беззащитное существо.
— Этот родился последним, — объяснил Верекс. — Мать от него отказалась и не кормит. — Он показал Кестрель, как правильно приложить тряпочку с молоком ко рту щенка.
— Мне нужно тебе кое-что сказать.
Принц отвел взгляд, поигрывая соломинкой.
— Я сам догадался. Не так уж трудно понять, чем шантажирует тебя мой отец. — Верекс увидел испуг в глазах Кестрель и спешно добавил: — Просто я хорошо его знаю. Отец приказал бы сломать шею этой собаке, даже если бы мать ее выкормила. Он не любит слабаков, но обожает находить уязвимые места в людях. А теперь твой губернатор уехал.
Кестрель уставилась на щенка невидящим взглядом.
— Я совсем о другом. Я не это хотела сказать.
— Тем не менее это так. Ты любишь его. Он — твоя слабость. Не знаю, каковы были точные условия, но ты согласилась выйти за меня ради него.
Кестрель погладила мягкое ушко щенка.
— Никому не нравится, когда его используют, — вздохнул Верекс.
— Прости, я не хотела.
— Если честно, я привык. При дворе всегда так. Я и не думал… Ну, я ведь наследник императора, верно? Разумеется, мне пришлось бы жениться не по любви. Никто не позволил бы мне выбирать самому. Я был в бешенстве и злюсь до сих пор, но… Я бы смог тебя понять, Кестрель, как сейчас. Ты могла просто объяснить мне причину.
— Ты думаешь, это меня оправдывает?
— Разве нет?
— Верекс, я совершила ужасную вещь.
Бока щенка поднимались и опускались при вдохе и выдохе. Кестрель рассказала принцу, как предложила отравить лошадей на восточной равнине, и объяснила почему Верекс помолчал. Его рука дернулась, и Кестрель подумала, что сейчас он заберет щенка. Но этого не произошло.
— Я слышала, — добавила она, — что ты против войны на востоке.
— Мой отец считает, что я слишком мягкий. И он прав.
— Должно
