Наконец Скоков замолчал, и Свиридов на пятках развернулся и собрался покинуть кают-компанию.
– Стоять! – остановил я лейтенанта.
Он замер.
– Кру-гом!
Свиридов развернулся.
– Ко мне!
Чётким строевым шагом, насколько позволяло тесное помещение, лейтенант приблизился и замер.
Снизу вверх, не покидая своего места во главе стола, я смерил его оценивающим взглядом. Стройный брюнет, подтянутый и молодцеватый. Лицо интеллигентное, униформа в полном порядке. На ремне, как и положено, с одной стороны пистолет в кобуре, а с другой – кортик в ножнах. Придраться не к чему.
– Слушай меня внимательно, лейтенант. Читать тебе нотации не стану. Гнать тебя с корабля пока тоже не стоит. Поступим иначе. В этом году мы будем охотиться на дикарей и совершим несколько налётов на враждебные нам анклавы. Ты пойдёшь в штурмовой группе. Я хочу, чтобы ты пролил кровь и своими глазами увидел, что происходит за пределами Передового. Поэтому тренируйся. К тебе будет приставлен инструктор из разведки. Все его приказания выполнять, как мои собственные. Никаких споров. Никакой агитации. Дашь слабину – будет плохо. Выстоишь – поймёшь, о чём тебе толкуют. Ясно?
– Так точно, господин граф, – ответил лейтенант.
– Теперь свободен.
Кивнув, Свиридов ушёл. В кают-компании на краткий миг воцарилась тишина, а затем Скоков сказал:
– Что-то неладное с воспитанием в нашей дорогой империи. Если вырастет пара поколений вот таких мягкотелых хлюпиков, ККФ долго не простоит…
За столом завязался дружеский спор. Однако я в нём участия не принимал. Покинул кают-компанию, в тамбуре накинул куртку, прицепил на ремень УКВ-радиостанцию и вышел на палубу.
В лицо ударил свежий морской ветер, зябкий и промозглый. Невольно я поёжился, плотнее запахнул куртку и достал папиросы. Закурил, пыхнул дымком и, прислонившись спиной к переборке, посмотрел в сторону проплывающего мимо скалистого норвежского берега. Если ничего не произойдёт, послезавтра будем в Вильгельмсхафене. Радиосвязь с нашими гражданскими специалистами уже появилась, у них полный порядок, трудятся. Какое-то время побудем в немецком анклаве и дождёмся торгового каравана из «Гибралтара». Сопроводим его на Балтику, и я постараюсь нанять бойцов, с которыми будем атаковать Рединг. Можно справиться своими силами, воинов хватает. Но лучше использовать наёмников, их не жалко. В Рединге захватим пленных и сменяем у северян на ГСМ. После чего прочешем побережье Норвегии или Германии, разгромим несколько дикарских стойбищ и до наступления холодов успеем поторговать с Вагриным.
Таков предварительный план, в котором, как это у нас всегда случается, есть слабые моменты. Основной – отсутствие собственного танкера. А значит, придётся брать нефтеналивное судно у Семёнова. Конечно, за долю в добыче или топливе. Он хоть и союзник, на одну контору работаем, но своей выгоды ни за что не упустит. Впрочем, как и я. А в остальном полный порядок. Хранилища под топливо в Передовом есть. Оружия у нас много. Боеприпасов хватает. Возможно, в операциях по захвату пленных сможем задействовать бронетехнику, хотя бы три-четыре бронетранспортера. Однако они переломят ход любого сражения. Разумеется, если их правильно использовать.
Что же касается расценок на пленников, то они оговорены заранее. Крепкий дикарь – тонна дизтоплива. Способная рожать здоровых детей женщина-дикарка без увечий и патологий – три тонны. Мужчина или женщина из «цивилизованного» анклава – от восьми тонн и выше, многое зависит от навыков и умений, а также здоровья. То есть сто человек из Рединга в среднем будут стоить столько же, сколько тысяча дикарок. Соответственно, если брать в расчёт трофеи, их ловить гораздо выгоднее, но, учитывая тот факт, что у англичан есть огнестрельное оружие, потерь будет больше. При этом моральный аспект работорговли меня не волновал, и опыт захвата людей у нас уже имелся. В Алжире, как и на берегах Баренцева моря, всегда готовы обменять пленных на топливо. Да и в Рединге, помнится, после налёта на мавров, за «освобождённых из неволи белых братьев» давали приличную цену. И если бы Квентин Дойл не оказался таким мерзавцем и двурушником, мы могли бы торговать дальше. Но, видать, не судьба.
Докурив папиросу, я поднялся на артиллерийскую площадку. Комендоры были здесь, проворачивали механизмы АУ-630 и подкрашивали башенку. А один из них, покосившись на меня, запел старую песню казаков-некрасовцев:
Ой, Голымба ты, голымбушка моя,У Голымбы ни кола и ни двора,У Голымбы только горенка одна,У Голымбы столбы точеные,Как у ночи поволоченные,Середи двора бел-горюч камень лежит,Из-под камушка быстра речушка бежит,А по речушке судёнышко плывёт,А в судёнышке немножечко людей,Того-сего только семь человек,А восьмой-то атаманушка,А девятый есаулушка,А десятый – разудалый молодец…«Хорошо поёт», – отметил я.
В этот момент включилась УКВ-радиостанция и голосом Скокова прохрипела:
– Ходовой мостик вызывает Мечника.
– Слышу тебя.
– Поднимись. Мы видим кое-что интересное.
– Принял.
Расклад простой. Вахтенные что-то заметили и вызвали командира, а он, определившись, уже дёргает меня. Наверняка не просто так, забавы ради, поговорить за жизнь. Поэтому я не медлил, быстро поднялся на ходовой мостик, и Скоков сразу протянул бинокль.
– Посмотри на берег, – сказал он.
Сначала я ничего интересного не увидел. Скалы и извилистые фьорды. Зелени практически нет, пейзаж довольно унылый. Кое-где видны глыбы льда.
– Правее, – подсказал Скоков.
И вот в указанном направлении действительно кое-что было. Небольшая бухточка и каменистый пляж. На нём огромный костёр, который всё больше разгорается, и клубы дыма от него заметны уже даже невооружённым глазом. Но, что более важно, возле огня, размахивая руками и стараясь привлечь наше внимание, стояли люди. Примерно двадцать человек. Скорее всего, не дикари.
Опустив бинокль, я спросил Скокова:
– Где мы сейчас находимся?
– Между Тромсе и Харстадом.
– Твои рекомендации?
– Время есть, мы никуда не торопимся. Можно высадиться на берег и под прикрытием корабельной артиллерии посмотреть, что это за люди.
– Решено. Высаживаемся.
Фрегат замедлился и, насколько это возможно, чтобы не рисковать получить пробоину, приблизился к берегу. Между нами и сигнальным костром около мили. «Ветрогон» остановился, и на воду были спущены мотоботы. В каждый погрузилось по пятнадцать разведчиков. В последний момент, вооружившись и накинув на себя разгрузку, я вместе с Лихим запрыгнул в один из них. Корабль направил орудия на берег, и мотоботы, вспенивая движками морскую воду, стали приближаться к пляжу.
Всё нормально. Однако в ста пятидесяти метрах от берега Лихой забеспокоился, и я посмотрел в его глаза.
«Враги, – прилетел мысленный посыл разумного пса. – Не эти, другие».
Я его понял, привстал и взглядом обшарил пляж. Есть! Вот опасность!
Из-за скалы в нескольких сотнях метров от костра появились дикари. Больше сотни мужиков в шкурах, размахивая копьями и обрезами ружей, мчались по
