– Ты, что, жрать сюда пришла? – воскликнул Абдулов. Бутерброд выпал из руки испуганной девушки.
– Да, не бойся, ешь, ешь, – успокоил ее Вовка. – Садись за стол, не мельтеши.
Достав принесенные бутылки, мы тоже уселись за стол и продолжили пьянку.
Дальнейшая дискуссия шла в основном о том, кто первый опробует цыганку Розу. При этом у Розы интересовались, нет ли у нее вшей, триппера и прочих болезней. Хотя она все отрицала и все были пьяны до усрачки, никто так и не решился на эпический подвиг – переспать с цыганкой. Но все же потребовали от нее раздеться и станцевать для развлечения публики.
Роза, мило улыбаясь, разделась донага и начала танцевать, в то время как мы поддерживали ее пьяными воплями.
Потом она в голом виде уселась на колени к Абдулову, тот, напуганный моими намеками о трипаке, испуганно отбивался от нее под гогот остальных собутыльников, кроме меня.
Я же, слегка протрезвев, размышлял о том, что миф о цыганской скромности рухнул у меня на глазах. Розу, в конце концов, общими усилиями заставили одеться и, скидав к ней в сумку остатки пиршества, отправили восвояси. После чего сами улеглись спать.
Утром я опять остался один, ребята ушли на учебу, у меня билет на поезд был на шесть вечера, поэтому можно было еще поспать.
Однако в десять часов утра в дверь комнаты требовательно постучали, после чего та распахнулась, и ко мне зашла представительная делегация в составе двух девушек и парня с фотоаппаратом.
– Фу, ну и насвинячено! – сморщила нос девушка, стоявшая впереди, разглядывая пустые бутылки на полу и неубранную посуду. – Вы в этой комнате живете? – спросила она, вперив в меня пронзительный взгляд.
– Ну да, живу, – пробормотал я.
– Почему не на занятиях? – спросил парень и щелкнул затвором фотоаппарата.
– Болею, – сообщил я.
– Понятно, – дружно согласилась троица, окидывая взглядом количество пустых бутылок.
– Как вас зовут? – продолжился допрос.
– Третьяков Владимир Николаевич, – мысленно начиная ржать, ответил я.
– Владимир Николаевич, от ваших соседей поступила жалоба, что вы по ночам устраиваете дебоши, приводите девушек. Мы, как «Комсомольский прожектор», не можем оставить это без внимания, – сообщила главная девица. – Встаньте, пожалуйста, мы сфотографируем вас и вывесим вашу фотографию на всеобщее обозрение как нарушителя дисциплины.
– Пожалуйста, – сообщил я и встал.
Меня несколько раз сфотографировали, после чего активисты удалились.
Я же снова лег и попытался заснуть.
Во второй половине дня я все же убрал следы ночного разгула, а когда пришел Вовка, рассказал ему о визите «Комсомольского прожектора». Поржав над тем, что моя фотография с его фамилией украсит общежитие, мы выпили жидкого чаю с бутербродами с домашней конской колбасой, присланной Абдулову. После чего отправились на вокзал. Я шел с легкой головной болью и размышлял, что исправил старую поговорку, что от сессии до сессии живут студенты весело. Ведь прожил весело именно сессию.
После зимней сессии все пошло ровно, без особых треволнений и забот. Не знаю отчего, но в феврале Женя Гордина убавила свой пыл и не так рьяно преследовала меня. Причину я узнал довольно быстро. Девушка из ее группы по большому «секрету» сообщила, что Женя познакомилась с военным летчиком и сейчас думает только о нем.
«Действительно, – насмешливо подумал я в этот момент. – Где я, а где этот летчик? Это тебе не бармен».
Как ни странно, меня это пренебрежение ничуть не задело. Может, потому, что по-прежнему в баре около стойки постоянно крутились девчонки, жаждущие познакомиться со мной.
Так что в редкие выходные дни мы с отцом ездили на рыбалки в Косалму, батя от счастья чуть не плакал, что может рыбачить дотемна и, переночевав, снова выйти на лед продолжить рыбалку. А у меня не возникало желание снять квартиру, потому что, сняв девушку, можно было спокойно уехать с ней на дачу в будние дни.
В апреле мне позвонил Незванцев и пригласил зайти в трест. Причины он мне не сказал, поэтому я был слегка встревожен, хотя больших грехов за собой не чувствовал. За прошедшее время Иосиф так меня натаскал в торговых хитростях, что мне просто не было нужды заниматься ерундой вроде недолива спиртного. Мы с ним очень неплохо понимали друг друга, притом оба не курили и практически не пили на работе. Единственные, кто сносил напарнику голову напрочь, были женщины.
Когда я зашел в кабинет заместителя директора, кроме Незванцева, там присутствовал и сам Лев Абрамович.
– Александр Юрьевич, – сообщил он торжественным тоном. – Мы тут посовещались и решили предложить вам новую должность.
Не успел я как следует вникнуть в эти слова, как он добавил:
– На летний период.
Видимо, он ожидал, что я начну спрашивать, что за работа, и когда я продолжил выжидательно смотреть на него, поморщился и продолжил говорить.
– Дело в том, что нам необходимо срочно решить вопрос с кандидатурой директора ресторана «Волна».
Тут до меня дошло, в чем дело. Ресторан «Волна» был двухэтажным деревянным строением на дебаркадере. Зимой он стоял в порту. А весной его буксировали в Кижи, где нужно было обслуживать туристов.
Задавив в себе кучу вопросов, я продолжил слушать Шмуленсона.
– Обсудив этот вопрос, мы не нашли никого, кто бы лучше всех подходил на данную должность.
Тут меня все-таки прорвало.
– Лев Абрамович, но почему я, у меня ни опыта нет, ни стажа, ни образования для этого.
Шмуленсон переглянулся с Незванцевым.
– Не надо ля-ля, – сказал Валера, улыбнувшись. – У тебя стаж, между прочим, почти четыре года. В трудовой книжке три записи, принят, уволен в связи с призывом в ряды Советской армии и снова принят, и три благодарности по работе. Ты заканчиваешь первый курс института. Опытный работник, хорошо знакомый со спецификой работы ресторана. Знаешь языки. Коммунист, так что мы считаем, ты вполне справишься, ну а мы с Львом Абрамовичем тебе поможем, как и
