Ник ждал с замиранием сердца и упорно старался не смотреть на Райду, задравшую ногу на спинку кресла. Ее узкие трусики почти ничего не прикрывали, и пахло от девушки смесью запаха тонких духов, крема, секса и… наркоты. Этот сладкий запах синтетического наркотика Ник безошибочно чуял метров за пять и с человеком, который был под дозой, обычно держался настороженно, будто это был не человек, а полуразрушенный энергоблок, готовый взорваться в любую секунду и сжечь мусорщика на месте. От нарков вообще одни проблемы!
– Три тысячи! – с оттенком пафоса в голосе закончил Сагал, и Ник понял – больше не даст. Уж очень он сейчас гордился тем, что дает какому-то жалкому мусорщику аж три тысячи – огромные деньги! – Большего тебе никто не даст, Маленький Ник! И это в память о твоей матери! Красивая была женщина, ох красивая!
Рука скупщика сама собой потянулась в трусики Райды и замерла на лобке, ласково поглаживая то, что проглядывало через почти прозрачную ткань. И Ник вдруг замер, сохраняя на лице довольную улыбку, теперь будто приклеенную или нарисованную на экране видона. Вот так Сагал сидел и с его, Ника, матерью, и так же запускал руку ей в трусы!
Мрази! Все – мрази! Они только используют людей, эти гады, а сами считают их грязью, плевком под ногами!
А Райде ласки клиента, похоже, нравились, она запрокинула голову и глубоко задышала, полуприкрыв глаза от удовольствия. Притворялась? Чтобы денег получить побольше?
И кстати, а кто сказал, что Сагал ее клиент? Может, она вообще здесь по собственному желанию? Постоянная любовница? Жена?!
Впрочем, это не его, Ника, дело. Его дело – получить деньги и быстро свалить отсюда. До темноты ему нужно еще вернуться на мусорку, в свой «дом».
– Согласен! – кивнул Ник, и Сагал тут же уточнил:
– Что будешь брать из продуктов? Есть саморазогревающиеся консервы – новый завоз, почти натуральное мясо. Дорого, но у тебя сейчас появились деньги! Или тебе чего попроще, как обычно?
– Как обычно… – почти недрогнувшим голосом ответил Ник, подумавший вдруг, что за сто кредитов он мог бы получить Райду на всю ночь. Она точно бы согласилась: Ник молодой, здоровый, не старик какой-нибудь и не инвалид – с таких плата гораздо выше. Опять же, знакомый, а значит, безопасный. Не маньяк. И не наркоман. Сто кредитов – хорошая цена за девушку! Самую лучшую девушку! И за эту цену можно было бы делать с ней все, что он захочет.
И Ник знал, что именно он бы с ней делал, – а зачем видон? Там есть все. Во всех подробностях.
Не имеет значения, что Ник никогда еще не был с женщиной – дело, в общем-то, несложное. Мама как-то незадолго до смерти намекала, что пора ему стать мужчиной, что готова поговорить со знакомыми девушками… а когда Ник отказался, стала осторожно выяснять: может, у него тяга не к женщинам, а к мужчинам? Когда он засмеялся в ответ, обиделась и, пожав плечами, сказала, что ненормально здоровому взрослому мужчине обходиться без женщины. Можно даже заболеть. И вообще, она была бы рада, если бы он сделал ей внука с какой-нибудь хорошей девушкой!
Его тогда как палкой по башке шарахнули – она что, всерьез?! Какие тут могут быть «хорошие девушки»?! В этой помойке?! В этой грязи?! Неужели она думает, что Ник способен взять на себя такую ответственность и соорудить ребенка, чтобы тот вечно мучился, до самой смерти, как сам Ник, как тысячи мусорщиков на этой поганой планете?!
У Ника даже мысли никогда не было о том, чтобы создать семью в этом Аду! У мамы, наверное, мозги вскипели, если она такое ему говорит! О чем Ник тут же ей и сообщил.
Неделю не разговаривали, кроме как по делу. И то междометиями. «Туда!», «Ой!», «Эй!».
Потом, когда они сидели рядом и грызли псевдомясо, запивая его водой из пластиковой бутылки, мама грустно сказала: «Может, ты и прав. Может, я и спятила. Но мне так хочется подержать в руках твою копию – маленького такого, теплого, орущего – тебя! А потом можно и умирать. Легко умирать, когда знаешь, что после тебя все-таки кто-то остался в этом мире. Частичка меня. Значит, я прожила жизнь не зря!»
Глупости, конечно. Женские глупости. Мама воспитана в Городе, вот у нее в голове и засели эти бредни. «Любовь»! «Продолжение рода»! Пафос, и больше ничего. Обманные слова мягкотелых жителей города! Это не для Внешки.
Здесь нет любви. Если только не назвать любовью животный акт, приносящий его участникам сексуальное удовлетворение. Здесь продолжение рода – случайный залет шлюхи, которая вовремя не озаботилась приемом контрацептивов, – забыла принять после очередной дозы наркоты. А потом решила оставить младенца – так, на всякий случай. Чтобы кормил тогда, когда она уже не сможет зарабатывать, удовлетворяя похоть грязных мусорщиков. Противно! Все противно!
Больше с мамой на эту тему не говорили. Она сказала, что он сам когда-нибудь все поймет, он ей сказал, что никогда не поймет и не собирается понимать. В общем, каждый остался при своем мнении.
Нику нравились женщины. Он хотел женщин. В шестнадцать лет ты хочешь все, что шевелится и отдаленно похоже на женщину. Но только не женщину из Внешки. Уж лучше он сам себя обслужит, глядя на экран видона, – там чистые, красивые инопланетные женщины, никаких наркотиков и грязи. Вот их он хотел. А еще хотел лететь к звездам…
…Возвращался на мусорку уже в сумерках. Скоро ночь. Луны у Сируса не было, так что ночью его поверхность освещали только звезды да космические платформы, висящие над Городом за границами атмосферы. Раньше это были боевые платформы, но теперь они не были нужны для войны. Пока не были нужны. Все оборудование платформ исправно, и закрыты они, законсервированы согласно мирному договору, заключенному тогда, когда была заброшена и военная база на Сирусе. С тех пор платформы сторожат только боевые роботы, и нет на станциях ни одного живого существа.
Платформы с поверхности Сируса выглядели как две здоровенные гайки, отбрасывающие на планету отраженный солнечный свет. Они были видны даже днем, если только хорошенько присмотреться.
