Издалека увидев зевак и не желая рисоваться перед взглядами потенциальных свидетелей преступления, Олег резко свернул в сторону и перелез через остатки стены, которая ранее выходила во двор, туда, где виднелись большие постройки вроде амбаров или конюшен. Прикрываясь их стенами, Олег собирался сделать большой круг и оказаться за спиной зевак, изображая из себя такого же, как они, праздного наблюдателя. План, наверное, довольно наивный, но другого на эту ночь у него не было. Ну не ударяться же в бега на ночь глядя, даже не представляя, куда идти и что потом делать.
Олег с горечью осознал, что это был самый слабый пункт его так называемого «плана». Ну отобрал он артефакт, а дальше что? Ясно же было, что отбирать придется силой (хотя он и не допускал, что придется ТАК разойтись в своей боевой удали). А раз пришлось применить силу — значит, нужно срочно бежать из городка куда подальше! Так куда бежать? Разве нельзя было дождаться утра, чтобы при солнечном свете нормально раскатать логово этого проклятого Хагена?
Хотя… существовала опасность, что трактирщик предупредит местного авторитета. И Хаген спокойно мог перепрятать драгоценную вещь туда, где Олег никогда бы ее не нашел. Например — ускакав вместе с ней в неизвестном направлении. И тогда Олег вместо артефакта получил бы только кучу больших проблем!
Нет, так-то Олег эти проблемы получил, но ведь вернул и артефакт! И правильно рассчитал — не такой уж он и безнадежный тупица, — где быть артефакту, если не у самого главного бандита? Тот точно никому не доверит такую невероятную драгоценность. И не доверил! При себе держал! Небось уже планы строил — как использует это сокровище. Уж он-то точно нашел бы артефакту очень выгодное применение!
Заржала лошадь, и на ощетинившегося мечом Олега выехал всадник, ведя в поводу еще двух лошадей. Олег приготовился к драке, но тут же опустил меч, узнав во всаднике знакомую маленькую фигурку. Это был Савах!
— Давай! — крикнула сзади Севия, бесшумно, как кошка, кравшаяся позади Олега, и за три секунды взобралась на спину одной из лошадей. Олег с сомнением посмотрел на свободного коня, потом подошел к нему и попытался влезть в седло — так неуклюже, что Севия негромко присвистнула, выражая этим свое неодобрение и протест: — Да ты что, коня никогда не видел, что ли?! Слева подходи! Берись руками за луку седла… да вон за ту штуку, что торчит! Да демон же тебя задери, скорее! Сейчас может появиться стража! Хватай повод и держись! Главное — не свались! Лошадь сама за нами побежит! И не суй ноги в стремена слишком глубоко — свалишься, не сможешь вынуть ногу из стремени — так тебя и поволочет по земле! Одни ошметки останутся! Давай! Ай! Ай! Ох-хо-о-о!
Как Олег удержался в седле — он и сам не понял. Ноги в стременах вскинулись едва ли не выше головы — Олег сразу же завалился назад, и если бы не приземление лошади, бросившей своего всадника вперед, точно бы оказался где-то за хвостом зловредной коняги со свернутой набок головой.
Следующие двадцать минут были полны ужаса и мата. Олег вообще-то не любил материться, хотя само собой — матом владел виртуозно, как и все молодые люди его возраста. Вообще-то даже какое-то поветрие пошло — юноши, девушки из вполне интеллигентных семей матерились так, что в прежние времена, наверное, и портовый грузчик постеснялся бы услышать такие выражения. Мат воспринимался как близость к «истокам» и некая такая утонченная интеллигентность. Странно было слышать, как девушка загибает матом так, что у неподготовленного человека вянут уши. Сигаретка, айфон, бокал вина, уродливая мешковатая одежда серой мыши и горячий мат — вот тебе и девушка социальной группы «винишко-тян».
Олег недолюбливал таких девиц. Его тянуло к особам жизнерадостным, наслаждающимся жизнью и всем хорошим на свете. Впрочем, эта его любовь все равно не спасла от полного разочарования особами женского пола.
Но сейчас интеллигентный и воспитанный аспирант кафедры хирургии матерился так, что даже «винишко-тян» разбежались бы с истошным визгом, определенно узрев в облике Олега дьявольское существо. Оскаленные зубы, рев, матерные слова вперемешку с пеной — это скорее подходило бы берсерку, идущему в последний бой, чем обычному всаднику, скачущему на ничем не примечательной лошади — пусть даже и по ночной, едва освещенной лунным светом дороге.
Примерно через пять минут после начала дьявольской скачки Олег все-таки сообразил, как же надо держаться на лошади, бегущей галопом, обхватил бока лошади железным обручем тренированных ног Сергара Семига, потому-то, вероятно, и удержался в этом проклятом седле.
Впрочем, удачу тоже нельзя сбрасывать со счетов, и Олег был уверен, что она все-таки должна ему благоволить. По одной простой причине — удача так его обидела на прежнем жизненном пути, что по теории белых и черных полос жизни белая полоса теперь должна была тянуться до самой смерти Олега — лет сто, не меньше.
Когда лошади из галопа перешли на рысь, Олег уже притерпелся к роли картошки, встряхиваемой на решете картофелеуборочного комбайна, и даже умудрился не откусить свой изрыгающий богопротивную хулу язык. Так, пару раз прикусил, но это не считается.
— Как самочувствие? — послышался голос Севии, и в нем чувствовалась только забота и искреннее уважение. Не было сил обругать, и потому Олег только лишь просипел:
— В порядке.
— Я чувствую, что не в порядке! — так же заботливо продолжила девушка. — Я же эмпатка! Тебе больно, тебе плохо. Ты сердит на нас!
— Если знаешь, тогда какого черта спрашиваешь?! Дура! — выругался Олег, которому очень хотелось сейчас врезать по точеному профилю девушки. Ему показалось или проклятая чертовка глумилась над ним, тонко, изощренно и со вкусом?
— Прости… — пожала плечами Севия, и в ее голосе Олег услышал искреннее раскаяние. — Откуда мне было знать, что ты не умеешь ездить на лошадях! Что, ты из бедной семьи? У вас не было лошадей?
Олег вдруг расхохотался и смеялся так минуты три — громко, хрипло, пока из глаз не потекли слезы. Вытер их рукавом, кивнул:
— Да, я из бедной семьи. И у нас в семье не было лошадей!
