– Сэр Фрэнсис, – сказала она, радуясь, что ее голос звучит нормально, и, осторожно высвободив руку, отошла от кровати. – Прошу вас.
Варни даже двигался так, словно его утомление было глубоким до невыносимости: смотреть на него было больно. Ей случалось видеть людей, чьи оставшиеся дни измерялись вот в таких простых движениях – продуманных, медленных и глубоко, ужасающе осторожных.
Он сел у кровати, и голубой взгляд монаха переместился ниже, чтобы встретить его. Глаза больного расширились – и на мгновение их сияние усилилось. Грета прочла на его изуродованном шрамами лице страх. Страх и интерес.
– Смотрите на меня, – проговорил Варни, и его голос стал мягче и красивее: такого никто из них от него не слышал. Это был голос, которому им всем инстинктивно захотелось подчиниться. – Смотрите на меня внимательно и расслабьтесь. Я помогу вам вспомнить.
Наблюдавшую за этим Грету пробила дрожь. Зрачки у Варни начали расширяться и сужаться, расширяться и сужаться: зеркальные радужки то росли, то сжимались в медленном плавном темпе. Даже со стороны, не попав в область полноценного воздействия его взгляда, она почувствовала, как все вокруг начинает отдаляться в туманное мерцающее пространство, словно в зеркальной комнате, где отражения повторяются, уходя в бесконечность. Это было совсем не похоже на подчинение Ратвена. Действие оказалось гораздо более сильным, гораздо более мощным, и, когда она воспарила в центре мира тихо мерцающих образов ее самой, все вокруг потеряло всякий смысл. Ничто… не имело… значения.
Фаститокалон тронул ее за плечо, и Грета вздрогнула, вдруг снова обнаружив себя в спальне. Казалось, снова включили силу тяжести. Грета на мгновение потеряла равновесие, и ему пришлось ее поддержать
Варни продолжал говорить тем же глубоким, невероятно красивым голосом.
– Вы в безопасности, – сказал он. – Ничего плохого с вами не случится. Смотрите мне в глаза и знайте, что вы в безопасности.
Если не открывать глаза и только слушать – или сознательно смотреть в другую сторону, – то, как обнаружила Грета, можно было следить за разговором, не оказываясь подчиненной. Слабый прерывистый голос монаха, когда он раздался, стал резким контрастом чудесным модуляциям Варни.
– В безопасности, – сказал он и вздохнул, показавшись ужасно юным.
– Где вы? – спросил Варни.
– Набережная… дом.
– Кто вы?
– Отлученный. Проклятый.
– Как ваше имя?
Он медленно покачал головой, не отрывая ее от подушки: либо имени нет, либо он его не помнит, либо… ему запрещено вспоминать.
Варни глубоко вздохнул и продолжил свои вопросы.
– Откуда вы?
– Под… городом. Внизу. Туннели внизу, залы.
– Расскажите нам про это место под городом, – попросил Варни ровным тоном. – Что там, внизу?
– Божественный Свет.
– Что такое божественный свет? Расскажите нам все, что вы про него знаете.
Она почувствовала, как Варни немного усилил воздействие, словно повернул реостат. Слабое, невнятное бормотание в ответ на его вопросы окрепло почти до нормальной речи.
– В комнате с табличкой «Энергоблок». Он… в металлическом шкафу с круговой шкалой на дверце. Он сделан из стекла и гудит, постоянно, никогда не меняясь, даже когда говорит Гласом Божьим.
Монах вдруг начал мычать – мерзким воющим звуком, – и рядом с ней Ратвен резко втянул в себя воздух. Грета обрадовалась, когда возобновилась негромкая речь.
– Внутри стекла есть искра – такая яркая, что трудно рассмотреть. Она не перестает двигаться. И она светится. Она светится голубым и отбирает наше зрение, наши грехи, нашу нечистоту. Она выжигает все… все мирское.
– «Мы» – это кто? – уточнил Варни.
– Братья. Члены… Священного «Ордена Меча Святости», Gladius Sancti. Только те, кто очистился светом… могут носить клинок.
Голос Варни чуть дрогнул.
– Расскажите нам про клинок.
– Крестообразное лезвие. Умащено елеем. Их десять… теперь – девять.
– Откуда они взялись?
– Не знаю… – Он повернул голову на подушке, веки его на мгновение сомкнулись. – Нашли. Их… нашли. Брат Иоанн сказал… что находка клинка и тайны елея – это знак того, что в мире есть зло, которое надо искореннить.
– Орден возник до находки?
– Он был… над землей, – ответил монах, немного удивляясь этому воспоминанию. – Под солнцем. В… Челси? С людьми… людей было больше, пока не пришел свет.
– Челси, – повторил Варни.
– Семинария, – отозвался он, словно ухватившись за кончик воспоминания. – В семинарии. Холл… Аллен Холл. Я… учился. Иоанн был там.
Он заметно растерялся.
– Иоанн был там, а потом… я не был семинаристом. Не знаю… не знаю, как, но я был пострижен. В братстве.
– Вы не помните, как вступили в орден?
– Нет, – ответил он, растерявшись еще сильнее. – Я всегда был в ордене, ничего другого не было. Меня не было до ордена, но… я был в семинарии, это я помню.
– Ничего страшного, – сказал Варни очень мягким, добрым голосом. – Пока не будем об этом. Расскажите мне про орден. Про «Меч Святости».
– Мы были… под солнцем, – повторил он снова. – Мы собирались в церквях, но потом Иоанн… брат Иоанн… нашел крестообразный клинок и святой елей, и после этого не стало солнца, совсем не стало солнца, не стало неба, но нам и не нужно было солнце, потому что был Божественный Свет, свет, который никогда не меркнет и не гаснет, бесконечный свет, горящий под землей. Истинный свет, более истинный, нежели дневной, который говорил брату Иоанну о священном учении.
– А что такое священное учение?
Голос Варни стал немного настойчивее – но только немного.
– То… что мы знаем, что мы – Божьи, а… весь мир погряз во зле, – сказал он, и Грета опознала то изменение интонаций, которое приходило с заученными ответами. – «Сломите руку злодея и грешника, ищите его греховность, пока… не исчезнет вовсе». «Воздайте им по делам их… и по греховности их помышлений: воздайте им по делам рук их, извергните их в пустыню». Это – наше дело… наш крест… и наша привилегия. «Нет тьмы и тени смертныя… где творящие беззаконие сокрылись бы».
Последние слова его декламации повисли в воздухе, словно клубы дыма. Варни молчал. Грета решилась открыть глаза – и обнаружила, что он выглядит невыносимо усталым, больше, чем раньше.
Она даже не осознавала, что протягивает руку, пока не обнаружила, что касается его плеча. При контакте Варни вздрогнул, словно от нее шел электрический ток. Он развернулся и воззрился на нее – и яркое оцепенение его подчинения затопило ее на долю секунды, прежде чем он овладел собой и снова обратил все внимание и взгляд на лежащего в постели.
Грета резко моргнула, стараясь вернуть четкость окружающему, однако не убрала руки с плеча Варни. И вдруг она решила, что с нее хватит пустого взгляда, заученных наизусть фраз, звучащих так, будто безымянный мужчина и сам в них не верит, складывая эти слова. И более всего с нее хватит гадать, что еще здесь присутствует вместе с владельцем этих глаз. Что может смотреть на нее из них. Что поработило этих людей (а
