– Сс-ука-а! – рявкнул Максим неведомо кому, чтобы как-то разрядить внутреннее напряжение. Легче не стало. Только эхо заметалось по колодцу, да на лицо шлепнулся ошметок паутины с мелкой ржавчиной. Отплевавшись Белявский поднялся, перевесил на шею осточертевший калаш и, не отвязывая упряжи, потянул майора волоком по грязи, тащить его на спине сил не осталось.
Механически переставляя ноги, Максим на какой-то момент перестал слышать свои дыхание и шаги, очнулся, стукнувшись лбом. Встрепенулся.
«Я, что, заснул..?» – только сейчас Адвокат заметил, что пятно еле живого света осталось метрах в пятнадцати за спиной, а он бредет в полной темноте.
«Контроль терять нельзя, иначе сожрут и не замечу», – он с силой потер щеки и уши, до боли, так чтоб горело! Встрепенулся, проверил еще раз майора и достал из-за пояса последний факел. Скинул колпачок, дернул за шнур. Плюнув снопом красных искр, фальшфейер разгорелся неровным до боли в глазах ярким светом, а впереди оказалась гермодеверь. Закрытая. Штурвал обнаружился сбоку на стене.
Дверь, несмотря на возраст, отошла почти беззвучно и мягко, строилось на века. Сквозь расширявшуюся щель пробилась полоска жгуче-белого света. Прикрывая рукой глаза, Макс затянул майора в обширную, размером с метротуннель, комнату. На высоких тумбах стояли огромные, в человеческий рост красные моторы с пропеллерами. Ни дать ни взять вентилятор со стола в кабинете Короля, только большой. Детали рассмотреть мешал свет ламп на стенах и потолке. Да и не волновали Максима обросшие пылью и кусками паутины молчащие машины. Главное, он уже в метро!
Выбравшись из венткамеры, Максим почти бежал, волоча несчастного майора по бетонному полу. Длинный туннель с покатым потолком свернул направо, закончившись решеткой от пола до потолка. Сквозь прутья виднелись пути, и сбойка – неширокий переход между туннелями. Но главное, что вдоль стен сбойки, отбрасывая пляшущие тени и стреляя искрами, горели костры в бочках! Макс дотащил Ильина, потряс запертую дверь, прижался к решетке и во все горло закричал:
– Братва-а, откройте! У меня раненый!
Он едва помнил, как передал сталкерам тело майора. Боль внутри была слишком сильной… И Максим не понимал, отчего так плохо: что не уберег Ильина, и из-за него же погибли Василий и тот, второй… забыл. Или из-за чокнутого архивариуса, от пуль которого спас броник, а слова проникли вглубь и выжгли-вырезали что-то важное? Максим еще не разобрался, легче должно стать от этого или наоборот? Но ему было почему-то жаль нито себя, нито снова отца, а может, и что Липенко нельзя убить еще раз! Пока смог только снять остатки рваной химзы. Жив ли еще майор? Страшно спросить. Страшно услышать в ответ: нет, ты зря старался, парень, ему уже ничем не поможешь, а вот с тобой будем разбираться… Все равно. Что бы с ним сейчас ни сделали, будет лучше, чем просто сидеть, привалившись к стене. Пусть кто-то решит за него. Он устал. Как легко было раздавить гниду-архивариуса, и как трудно теперь принять последствия того, что не сделал этого раньше. Одно хорошо: Серафима в относительной безопасности. А он сам… Уж скорее бы все это закончилось.
В поле зрения оказались тяжелые шнурованные ботинки, он перевел взгляд выше. Незнакомый сталкер протягивал руку, помог встать, Максим не смотрел ему в глаза, только ощутил, как крепко сдавило пальцы.
– Спасибо.
Сталкер хлопнул его по плечу и отошел. Что бы это значило? И как там майор? Спросить он так и не смог: горло будто сдавило. Но Максим просто стоял у стальной двери, ему хотелось вернуться назад, на улицу. Туда, где на несколько секунд вдруг возникло ощущение, что он пришел, куда нужно. Здесь все не то. И там тоже. Может, пора прекратить цепляться за прошлое? Но будущее рисовалось весьма туманно и нерадостными красками. Да и не слишком протяженным по времени за все его «художества»: хладнокровное убийство брамина не самого низшего порядка и сожженные документы в Генштабе. Жалел ли он о содеянном? Ни секунды. Тогда в чем он сомневается? Он все сделал правильно. Не сожалеет. Почему же так тяжело на душе? Почему он боится отклеиться от выхода, как будто его что-то держит? Прошлое зачеркнуто, будущего не видать, но остался сегодняшний день. Теперь он понял, почему так и не прижился на Китай-городе: там эту простую мысль про сегодняшний день уяснили давным-давно, а он все никак разобраться не мог… Как все просто!
– Что случилось наверху? Куда вы ходили с Ильиным? Как погибла группа? – чеканил, как по написанному, кшатрий в звании полковника.
Лицо его казалось смутно знакомым, но военный, вопреки обычаю, не представился. Недовольный и уставший, он хмуро смотрел на Максима, которого только что привели на допрос. Проведя остаток ночи в тюремной камере, где было хотя бы тепло и сухо, Белявский успел отдохнуть и собраться с мыслями. И молчал. Как говорили: смерть одного – трагедия, смерть многих – статистика. Никогда не понимал этого, но теперь допер: потеря Липенко – точно не трагедия, а вот выживи он – и считали бы скоро статистику!
Опять задумался… А ведь военный ждет ответа.
– Ходили в Генеральный штаб. Василий с напарником погибли еще на пути туда, бандерлоги напали. Архивариус хотел найти там какой-то важный документ. Нашел. И что с ним вдруг случилось… начал стрелять. Ильин как раз спиной повернулся, подлянки не ждал. В него и попали… Я успел из комнаты выскочить.
До этих пор полковник ему верил… Не верил другому: зачем понадобилось Белявскому обратно заскакивать?! Чтобы тут же получить несколько пуль в броник, рискуя собой. Неужели за майором? Что-то не складывается.
– И что он нашел?
– Хрен его знает, бумаги какие-то. Я его почти не знал. Так получилось, что он с моим отцом знаком был. Давно. Можете даже проверить, говорят, у вас там свои архивы какие-то…
– Проверим. Дальше.
– Мы с Липенко разговаривали с Ильиным, он сказал, что организует ходку по этим делам, – коротко рассказывал Максим, стараясь не наболтать лишнего.
– Тебя зачем взяли? Ты же не сталкер.
– Зачем-то взяли. И что? Я должен отвечать за решения майора или за то, что у вашего брамина крыша поехала? Сами разбирайтесь со своими косяками, – хотелось обратно в камеру, там можно было прилечь и молчать, хотя бы еще подумать. К допросу Максим еще не был готов, не успел нарисовать правдоподобную версию событий.
– Что за бумаги? – без особой надежды на ответ спросил полковник.
– А я знаю? Нашли, у кого спросить, – Белявский отвернулся.
– Гладкий
