– Скиф, ты что ль?!
Никита хмыкнул, нежданная встреча знакомых его не трогала, зато проблема с напарником больше не волновала.
– Вот, значит… Полис с оптовой торговли налог дерет бесстыже! Так у Никиты дешевле обходится. Ты же меня знаешь, Макс, лишнего платить не люблю, а то это не прибыль – рыдание мудовое.
Матерый кочевник оправдывал свое погоняло, появлялся неожиданно с таинственным видом, будто все метро изучил и все на свете повидал. Может, так и было. Тут он платил явно не три патрона, в мешочке позвякивало побольше, но на коммерцию Полиса Максим уже успел поглядеть. Понял, что станции не только книгами питаются и не военной силой держатся. Иначе рухнул бы к черту этот «оплот цивилизации», только в отличие от Ганзы они Адама Смита на видном месте не раскладывают, идеалами прикрываются. Гнилое тут все насквозь. Приличных людей всего двоих повстречал: майора Ильина да учителя пожилого.
Опытный Скиф всю их систему насквозь видел и даже нашел, где поиметь… в том числе и прибыль. Хорошему контрабандисту без этого никак, иначе сидел бы респектабельным бизнюком в Ганзе да патроны пересчитывал. Но желание рисковать и жить на полную катушку гнало его с места в темные туннели, не давало покоя.
Такой встрече Макс обрадовался, как глотку свежего воздуха посреди душного Полиса. Как ни нахваливай его… а не надо путать туризм с эмиграцией! Тоже фразочка от Скифа, правда, сказанная давно и по другому поводу. В присутствии этого приятеля будто и жизнь быстрее побежала.
Никита опустил рычаг рубильника, глухо скрежетнув, герма отошла от стены и, подвывая накрытым фуфайкой двигателем, скоро поползла, открывая проход наружу. Парни на дрезине напряженно вглядывались в сырую темноту по ту сторону, но адские гарпии не вылетели. За прочной дверью попросту оказался все тот же туннель и рельсы.
Скиф скомандовал своим не задерживаться, и они взялись за приводные рычаги, выкатывая груженую тележку через «порог». Сам же задержался, чтобы расплатиться с Никитой. Максим подумал, что ему-то из этой оплаты ничего не перепадет. Да и ладно, зато хорошему человеку помог. Хороший человек по-хозяйски проверил ремни, удерживающие груз, и собрался занять свое место.
– Привет от тебя передам, Адвокат, только скажи, что именно.
– Что брамины сволочи, – вздохнул Максим.
– Ну, это пахан и без тебя знает!
– Тогда, чтоб не психовал: не будет от Полиса предъявы. Он поймет. А когда сам вернусь, не знаю.
– Вы, эта, не расшаркивайтесь. Быстрее, а то заметут, – встрял занервничавший Никита и, подгоняя приятелей, поднял рычаг рубильника. Раздался электрический скрежет: скрипя и подвывая герма медленно поползла, перекрывая зев туннеля.
Махнув на прощание, Скиф шагнул через бетонный порог… и споткнулся на ходу, выругался и наклонился ощупать щиколотку. Максим уже отошел в сторонку от медленно приближающейся стальной двери, но контрабандист оставался на месте, как приклеенный, попытался выдернуть ногу из перекрестья железок – кусков рельсов, по которым «каталась» гермодверь. Потеряв равновесие, упал и беспомощно оглянулся.
Не сознавая полностью, что же он делает, Максим кинулся вперед и попытался остановить тяжелую стальную плиту, навалившись плечом, ноги скользили по полу в поисках упора, он крикнул Никите:
– Твою мать! Глуши! – но его упорно сдвигало с места, несмотря на все старания. Никита с хрустом ударил по рычагу, электромотор лишь протестующе завизжал, завоняло горелым, но дверь все так же неумолимо приближалась.
Скиф оставил попытки выдернуть ступню из капкана и теперь сосредоточенно разматывал шнурки на высоком голенище ботинка. Капли пота текли по бледному лицу, а ведь казалось, что страх не знаком бывалому контрабандисту. Максим нашел опору, ему показалось, что напарник услышал, плита двигалась чуть медленнее, а сила инерции все тащила ее вперед и человека вместе с ней, как пылинку.
Сначала надавило на спину, мягко, с еле слышным шуршанием ржавчины по кожаной куртке, потом прижало, спрессовывая позвоночник, мышцы начали дрожать от нечеловеческого усилия. В уши Максима ввинчивался визг механизма двери, а перед глазами застыл профиль сидящего Скифа, который зачем-то полез в карман, и в следующую секунду от боли в ногах вокруг потемнело. Колени не выдерживали, казалось, что кости вот-вот сломаются, за черной пеленой в глазах промелькнула какая-то тень…
Максима отбросило внутрь. Несколько секунд он лежал на рельсах и не мог прийти в себя, а герма, глухо ухнув, полностью перекрыла туннель и замерла. Всегда молчаливый Никита подскочил, помогая встать Максиму:
– Ну ты атлант! – возбужденно тараторил напарник, – я, главное, дергаю рубильник, а он ни в какую… А дверь вот-вот… ну, думаю, хана, размажет. А ты силища!
– Открой заново, проверить надо.
Напарник хотел что-то возразить, но взгляд Максима и эта наглядная демонстрация силы подействовали не хуже, чем его пистолет. И он снова опустил рубильник, а дверь послушно, но теперь как-то рывками, поползла наружу. Максим прислушивался к шуму мотора, и понял, что не слышит хруста или вопля человека с оторванной ногой. Ничего. Лишь когда герма полностью распахнулась Макс сумел различить между рельсами по ту сторону не размазанные месиво из кишков и костей, а всего лишь ботинок с разрезанными шнурками и старый носок.
Макс с облегчением опустился на влажный пол, прислонившись к стене. Мышцы будто превратились в тряпки, порванные в лоскуты, ободранная кожа на спине саднила. Болело все, кроме рук, которые не участвовали в этом поединке с мощью гермы, только ладони почему-то онемели, видимо, он бессознательно сжимал кулаки, шум в ушах становился тише, голова больше не гудела и кровь не стучала в ушах. Да не так уж много ударов сердца он слышал за это время. Человек не может долго существовать в таком напряжении. Секунда? Чуть больше?
Максим смотрел в потолок, «украшенный» бородой из плесени, паутины и ржавчины, не в силах двигаться. Хотелось покоя, просто сидеть еще на холодной земле. Он закрыл глаза, прислушиваясь к стуку сердца в ушах и еле ощутимой вибрации от колес удаляющейся по ту сторону гермозатвора дрезины. И понял, что подняться на ноги он сможет еще не скоро.
* * *Полог палатки шевельнулся, и внутрь заглянул гость, появлению которого Максим был рад: учитель с сочувствием оглядел его, покачал головой, но ничего не сказал. Видимо, Никита уже успел поведать о недавнем происшествии. Заставить молчаливого напарника что-то рассказать мог, наверное, только учитель-брамин.
– Тебе не скучно, Максим? Может, в следующий раз принести тебе книгу? Мне почему-то кажется, что ты должен любить чтение, даже если вырос на Китай-городе.
Почему Семен Михайлович так решил? Неужели на лице написаны все мысли? Впрочем, Симке всегда удавалось угадать без особого труда. Буквы
