И он умрет привязанным к этому столу в самом сердце прославляемого всеми Полиса! Люди ждут, что если почти рай возможен здесь, то когда-нибудь рай придет и к ним? Поэтому стремятся сюда? Надеются на милосердие просвещенных? Здесь человеческую душу готовы вскрыть точно так же, как этот палач в фартуке режет мясо и рвет жилы. Максим понимал, ему придется вынести очень многое, чтобы такое оружие никогда не попало в руки Полиса или еще чьи-то. Передышка лишь отдаляла смерть и новую боль. Но насколько его хватит? Может, лучше сразу?
– Черт, так мы до утра провозимся, – безнадежно вздохнул полковник, глядя в глаза проморгавшегося от воды Максима. – А толку ноль. Давай-ка вот что… Я сейчас за его сестрой пошлю. Не знает она ни хрена, конечно, но так нам и не слова ее нужны, верно? Главное, чтобы погромче орала.
Джексон едва не облизывался при мысли о таком развлечении. Максим понял, что они не шутят… И если Крушинин не догадался спрятать сейчас Симку подальше, то они выполнят свою угрозу. Боль, превосходящая все, что до сих пор он мог как-то терпеть, резала изнутри невидимым ножом, ранила сильнее, чем иглы! Хотел взвыть, как зверь, но сдержался. По лицу, кроме холодной воды, потекли горячие слезы.
– Джексон, пошли там кого-нибудь, а? – тот с готовностью высунулся за дверь, чтобы позвать конвойного. И странно пятясь задом, вернулся обратно. Конвойный зашел сам, без приглашения, разводя руками под ошарашенным, непонимающим взглядом Юшкевича. Кроме того, на пороге появился еще и учитель-брамин, Максим с надеждой посмотрел на старика, но лицо его было каким-то чужим, напряженным. И будто что-то оборвалось внутри при виде сестры. Полетело в пропасть, бездонную, куда предстояло падать вечно, если полковник сделает то, что задумал, если начнет мучить Симку. Эта боль не закончится никогда, и смерть будет уже казаться желанной и совершенно недостижимой. Почему он не сделал этого раньше?! Зачем на что-то надеялся? Нужно было умереть, когда была возможность, теперь, связанный, он не способен даже на это! Во всяком случае, не сможет умереть вовремя, скоро станет слишком поздно.
Но странно безучастный брамин стоял неподвижно, не глядя на Максима, изо всех сил вытянув шею, парень все же сумел разглядеть, на что пялились остальные: к седому затылку прижат ствол неведомо откуда взявшегося «макарова», который держит в руках Серафима. Ей хватило одного взгляда на происходящее, на связанного брата, красную от крови воду на полу и испачканный фартук Джексона.
– Всем лежать, ласты на голову, морды в пол! – орать девчонка действительно умела так, что уши заложило. – Ты особенно, вертухай!
Указания касались конвойного, который хлопнулся на пол прямо в лужу, не готовый рисковать ни собой, ни членом Совета под прицелом. Если что, спросят не с него, а с полковника. Юшкевич не шевелился. Не верил? Максим попробовал устроиться поудобнее, чтобы ничего не пропустить. Сестра на секунду отвела ствол от Крушинина и в доказательство серьезности своих намерений и умения не забыть и о предохранителе, два раза пальнула в потолок. Дважды вжикнув-вякнув, рикошетом сбило плитку со стены, в углу на полке брызнуло стеклом, зажурчало, стекая на пол.
– В пол, падлы, стволы ко мне, и без базара! Ну?! – мотнула огненной гривой Симка, состроив страшное лицо. Максим, наверное, при других обстоятельствах даже посмеялся над сестрой, но иглы торчавшие из ногтя, как-то не способствовали.
Полковник и палач грохнулись вниз, по полу что-то проскользило, чиркнув противно по кафелю, и лязгнуло металлом у двери.
– Сим… у него шпалер. Обыщи, – посоветовал все еще привязанный Максим. Сестра толкнула к столу брамина, чтобы помог перерезать ремни. Палец дергало болью, но пришлось пока забыть об этом. Конвойный не шевелился, с рикошетом ему сильно не повезло… То ли убитый, то ли без сознания, кшатрий валялся на дороге, пришлось оттащить его подальше. У Юшкевича оказался «Стечкин» и засапожный нож.
– Сим, а вот этот тебя пытать собирался!
Рукоятка пистолета с хрустом опустилась на короткостриженый затылок полковника. А Максим, подхватив здоровой рукой брошенный АПС, занялся Джексоном.
– Ну, чо, яишня с колбасой, что теперь скажешь? – ощерился Макс, ткнув стволом в правый глаз Джексона.
– Пошутил я! – заблеял бледно-зеленый в цвет фартука от страха палач. Хотелось тут же шлепнуть гниду, раз уж он так ссался при виде ствола, но Адвокату это показалось как-то слишком просто.
– Значит, оставим… колбасу.
И с размаху врезал, метя носком впопыхах обутого берца прямо под торчащее пузо. Не промазал, гад, свернувшись огромным мешком дерьма, выл заливаясь слезами, сжимая руками то, что осталось. Чуть стены допросной не осыпались. Впрочем, они-то еще и не такое видали…
Симка выглянула в коридор, проверила кроме того, лежавшего теперь безжизненно в углу, конвоира, другой на пост не заступил. Максим скоро натянул свои мокрые тряпки и шагнул наружу спиной вперед, волоча за собой брамина. Он помнил, с какой стороны его привели, а где заканчивается этот неотличимый от остальных проход с низким потолком и облупившейся краской на стенах, не имел ни малейшего понятия. Выбираться все-таки более разумно через выход. А это аж на Боровицкой! Смогут ли дойти, успеют ли?
– Давай быстрее!
Серафиму и не нужно было подгонять. А вот сам пока разогнаться не мог, и не потому что Крушинин мешком повис на руке. Дергающая боль немного притупилась от выброса адреналина и теперь возвращалась. Стоять действительно нельзя, и он быстрым шагом последовал за девчонкой, таща за собой учителя. Через тридцать метров вдруг по ушам ударил оглушительный вибрирующий звук звонка. Мигнули красным лампы аварийного освещения.
– Побег обнаружен, – тихо сказал Семен Михайлович и решительно стряхнул с плеча руку обалдевшего парня. – Идемте, вы не знаете короткого пути.
– Сейчас коротким путем на тот свет отправлю! – Максим прицелился в затылок старика. Тот будто чувствовал это, но даже не оглянулся.
– Тревога сработала и на станциях, там сейчас паника, можно, конечно, попытаться этим воспользоваться и проскочить… Но, боюсь, скакать вместе со мной и девочкой вам будет не так просто. К тому же, попасть сейчас с Арбатской на Боровицкую – это бежать прямо среди кшатриев! Да еще и против потока… А переход – это две узкие лестницы. Поднятые по сигналу тревоги военные сейчас следуют по инструкции к месту сбора, а оно где-то у нас над головой.
Серафима непроизвольно взглянула на потолок, убирая за пояс ПМ. Одернула легкую курточку и обрела привычно невинный вид. Такая проскользнет среди любой
