– Если нам повезет, то я проведу вас к выходу наверх. Не бойся, там тоже имеются ОЗК и прочие защитные средства, не думал же ты, что из Полиса только один выход? Не нужно быть военным, чтобы понимать: надежность в дублировании системы.
– Зато вы, Семен Михайлович, у них в единственном экземпляре! – подала голос враз поумневшая Симка.
– Я и сам у себя в единственном экземпляре… Потому хочется дожить свои дни спокойно, не влезая в лишние неприятности. Но надо спешить, пока и досюда не добрались. Под контролем все, о чем известно, где вас больше всего ждут. А об этом выходе могли, если и не позабыть, то и не вспомнить сразу. Быстрее!
– Так не тратьте время на слова, б… брамин!
Макс бежал по широкому коридору, подгоняя в спину охающего Крушинина. Темный едва освещенный ход впереди разделялся:
– Куда дальше?
– Налево, ох… – старик остановился, держась за бок и пытаясь отдышаться. – Там… Направо тупик.
Макс затравленно огляделся. Где-то позади звучали возбужденные голоса, их искали, поимка была вопросом времени. Следовало как можно быстрей покинуть метро.
– Вперед, – махнул пистолетом Максим, толкая брамина в плечо. Симка, бряцая подбитыми башмаками, побежала в левый рукав коридора, исчезнув в тени масляного фонаря. Тихий писк и окрик «ай, бля, кусается» ударили громом. Белявский успел отшвырнуть старика с линии огня, одновременно вскидывая АПС, как темнота вокруг ожила, а пол, скакнув в лицо, больно ударил криво уложенной плиткой.
Заскрипела длинно и протяжно давно несмазанная дверь, послышались шаги, такие, будто шедший отсчитывал сдачу в рупь-двадцать.
Макс, едва сориентировавшись, тут же дернулся, но рука, профессионально завернутая за спину, и чье-то колено, остро жмущее между лопаток, охладили пыл. Теперь он явственно ощущал вокруг чуть ли не толпу.
«Попались, как лохи», – невесело заключил Белявский, когда грубые говнодавы замерли напротив правого глаза, так удачно глядящего поверх пола, остро пахнущего свежим крысиным дерьмом.
– Балбесы, ну кто так засады устраивает, а? – пророкотало сверху. – Кацук, едрить твою об колено!
– А че я-то? – обижено донеслось издалека. – Девка кусается.
– Балаган на выезде, а не кшатрии… – вздохнул владелец говнодавов. – А Миронова молодец, лихо скрутила супостата. Подыми его.
Максима рывком поставили на ноги. Завернутая рука болела, но уязвленное самолюбие пострадало больше: его скрутила девка!
– Ну, понял теперь, чего ты стоишь, пацан? – издевался кшатрий. Висевшая на стене лампа недовольно пшикнула раскаленным салом, осветив лицо:
«Еп! Обосраться!» – только и подумал Макс, внешне, конечно, никак это не выдав. Лицо, верней, его половина была жутким месивом из белых рубцов, проглядывавшей кости и голого, но давно зажившего мяса. Вслух же выдал, потирая руку:
– Понял, – и, кивнув, добавил, – неудачно побрился?
Месиво на лице кшатрия растянулось в улыбке:
– Ха! От подлец, яблоко от яблони… Да-а, что-то вроде того, громко читал в библиотеке, – кивнул кому-то в тень, – верните ему оружие. И брамина кто-нибудь подымите, застудится еще.
Протяжное «Ох!» донеслось из темноты, а затем выскочила растрепанная Симка, привычно уткнувшись лицом в Максову куртку.
– Кацук, ты у нас кшатрий или где?
– Так пинается же! – на свет, переваливаясь, вышел бугай, прижимая руку к причиндалам.
– Ты говорил, кусается. Ничего не отгрызла? Кацук, будешь у меня таскать чугуний, пока зачет не сдашь.
– Есть таскать чугуний… – обреченно протянул боец.
Получив назад свой пистолет, Макс стоял в растерянности: их повязали? Тогда почему вернул ствол?
– Миронова, проводи оболтуса с девчонкой в закрома, пусть прибарахлятся, чтоб на поверхности не сдохли.
– Есть! – отчеканила Маринка. – Пошли, Максим, времени мало. Но тот лишь дернул плечом.
– Послушайте, Старик, вы понимаете, что делаете? – недовольно встрял Крушинин. – Отпускаете нарушителей всех мыслимых законов Полиса. Это – измена!
– Что?! – взревел кшатрий, явно моложе Семена Михайловича раза в три, но отчего-то названый Стариком, и развернулся всем телом. – Это начали не мы. Ваш сука-брамин стрелял Ильину в спину. А пацан тащил полумертвого майора на себе, хотя мог попросту бросить, – старик махнул левой рукой, блеснув сталью протеза, – вы заигрались со своими кастами, член совета Крушинин. Брамины правящая каста только потому, что мы – кшатрии, воины – это вам позволяем! – и сходу переключившись на Максима, пролаял:
– Ну, че встали? Херачьте в оружейку!
Пока шел вслед за кшатрием с сиськами, сто раз успел переживать случившееся, сломал всю голову и пришел к выводу, что в Полисе назревал большой кипеш: «вертухаи» кшатрии стали гнать на «бугров» браминов. И причина тому он сам, вернее, то, что произошло в Генштабе. Хотя, не появись он у Липенко с бумажкой-то…
– Пришли, наша оружейка. Точнее, ее часть, до основной не дотопаешь и внутрь запросто не попадешь, – Маринка поколдовала над цифровым замком, и внушительная стальная дверь, громко щелкнув механизмом, отворилась. С треском разгорелись трубки ламп под потолком, Максим ахнул: чего тут только не было!
Стойки с автоматами, ружьями, винтовками. Ящики с рубчатыми гранатами, горкой составленные цинки патронов, причем не метровский новодел, а заводские с маркировкой времен СССР. Макс кидался от одной стреляющей «рогатки» к другой, и каждую хотелось пощупать, погладить, ощутить в руках приятный вес и ухватистость.
Что для китайгородского братка может быть приятнее, чем пожрать и по бабам? То-то и оно. Правда, Белявский шлюх не любил и как-то работницами постельного конвейера чаще брезговал. Шлюхи, наоборот, липли, как мухи, к сборщику в общак, надеясь на скидку и не только.
Сейчас же, примериваясь к странной вундервафле, помеси дробовика с пулеметом, совсем не приятно оттягивающем руки – Макс в душе ощутил себя ребенком. Давно забытое, но теплое чувство родом из детства, когда, деревья были большими, родители живыми, а мороженное вкусным. Он обернулся на Марину, та о чем-то шепталась с Симкой, подперев косяк.
Полис ему серьезно задолжал – иголки под ногти, отцовский пистолет, – потому Максим решил не скромничать, ухватил почти не потертый «ТТ» с гордой звездой на накладах рукояти и набил патронами три запасных магазина, бесцеремонно выдрав из других пистолетов. Правда, этот «Тульский-Токарев» оказался обычным, на восемь патронов против отцовского на пятнадцать, но и то хлеб.
Переходя от стеллажа к стеллажу, от ящика к ящику, складывая в противогазную сумку гранаты-патроны, Макс понял, что получил слишком много, все не унести. Но тут уж или ты несешь – или тебя. Муты дохлого за ноги тащат в нору… А знакомые пукалки, вроде «ублюдка», поделки с Кузнецкого моста, которыми только если кидаться и можно, или незнакомый странного вида автомат с ручкой для переноски явно забугорного производства, были ни к чему. Потому решил, что проверенное лучше нового, но все же «ксюхой» побрезговал. Выбрал навороченный «калаш» с подствольником и здоровенным, явно смахивающим на ночной, прицелом.
Взял автомат в руки, примерился к удобной пистолетной рукояти,
