Взлет и падение ДОДО

Фуггеров. Грайне в своих постсдвиговых обстоятельствах оказалась косвенно связана с этим семейством и разнообразными способами помогла привлечь на нашу сторону тогдашнее поколение Фуггеров, а дальше традиция помогать нам передавалась от отца к сыну. Как я недавно убедилась на своей шкуре, у Грайне были собственные резоны сдружиться с Фуггерами, но это я уже забегаю вперед.

Вернемся к архицели или, точнее, к тому, что Фринк и Блевинс выдавали за свою архицель.

Поскольку именно падение Константинополя в 1204-м позволило католицизму продвинуться так далеко на восток, наши ДЭЛА были в основном направлены на то, чтобы включать маленькие цепные реакции, ручейки, которые сольются в реке Четвертого крестового похода.

Это означало, во-первых, что Рахиль была для нас поистине бесценна не только как ведьма, но и как источник сведений, которые мы не нашли бы ни в каких письменных источниках. Более того, она переносила дейцев в этот ВиМН с феноменальной точностью. Во-вторых, это означало, что основной части наших дейцев требовалось освоить хотя бы начатки греческого (на котором говорило коренное православное население Константинополя), латынь (язык осаждавших город крестоносцев) и англосаксонский (на котором изъяснялась бо́льшая часть варяжской стражи). Кроме того, им надо было уметь сражаться и в восточном стиле регулярной византийской армии, и в северном варяжском стиле, и в различных континентальных стилях воинства крестоносцев, которое набиралось от Фландрии до Сицилии. За два года Четвертого крестового похода битв было не так уж много, но каждая являла собой мешанину боевых стилей. Это я рассказываю со слов Тристана, одного из главных дейцев Четвертого крестового похода.

Мы расширялись не только в двадцать первом веке: наша ведьминская сеть тоже стремительно росла. Грайне, которая сошлась со знакомцем Фрэнсиса Бэкона (и Фуггеров, см. выше), оказалась настоящим сокровищем, поскольку позднеелизаветинский Лондон (как и Константинополь) был в пространственно-временном континууме задокументированной человеческой истории чем-то вроде Центрального вокзала, тем более что нам требовались ведьмы и в католической, и в протестантской среде. Через полтора года в каждом намеченном ВиМНе у нас была ИГСОВа, знающая Грайне, или ведьма, знакомая с ведьмой, которая знает ведьму, знающую Грайне. Мы могли легко и безопасно перебрасывать дейцев из одного ВиМНа в другой, что до появления хронотрона казалось фантастикой. Грайне (с которой я ни разу не виделась лично) была как будто довольна своим положением. В отличие от большинства других ведьм, работающих с ДОДО (на уламывание которых, должна сказать, у нас уходило немало времени), Грайне ничего для себя не просила, а помогала нам совершенно бескорыстно. Наша роковая ошибка, наша трагическая слепота, что мы ни разу в этом не усомнились.

Впрочем, я снова забегаю вперед.

ДОНЕСЕНИЕ ОБ ИНЦИДЕНТЕ

АВТОР: подполковник Тристан Лионс

ТЕМА: Чира Ладжани

ТЕАТР: Константинополь

ВиМН: Влахернский дворец, 1203 год

СОСТАВЛЕНО: День 1787 (июнь, год 5)

Покушение сексуального характера и последствия (вира)

Чира Ладжани находилась на задании в Константинополе 1203 года. ДЭЛО привело ее после заката в императорское крыло Влахернского дворца. Это крыло охраняется по большей части наемной варяжской стражей, в которой я, подполковник Тристан Лионс, состою по своему отдельному ДЭЛУ. При нормальных обстоятельствах наши пути бы не пересеклись.

Чира, завершив ДЭЛО, возвращалась в покои Васины, чтобы та отправила ее в наше время. Она спускалась по лестнице, ведущей с террасы к выходу из бань во двор, когда дорогу ей преградил варяжский страж. На греческом с норманно-французским акцентом он сделал ей предложение сексуального характера. Чира отказала. Она привыкла к подобным предложениям, особенно со стороны варяжских стражей, считающих, что моральные нормы местной культуры для них не писаны. Впрочем, обычно простое «нет» клало конец разговору. Этот варяг не принял отказа. Когда Чира дошла до площадки, он схватил ее и прижал к каменной балюстраде. Чира сопротивлялась. Он разорвал платье у Чиры на плече, обнажив ее до пояса, и, хотя был намного сильнее и мог справиться с женщиной без оружия, правой рукой выхватил из ножен сакс (длинный кинжал), вероятно, рассчитывая, что угрозами заставит ее молчать.

Теперь насильник держал Чиру только левой рукой. В ходе обязательного для всех дейцев обучения навыкам самообороны мы учим их быть особо внимательными, когда противник тянется за оружием: этот момент в схватке один на один самый опасный. Чира применила захват, в результате которого противник выронил нож, и, когда тот нагнулся поднять оружие, отпрыгнула от балюстрады. Разозленный варяг, уже не довольствуясь тем, чтобы просто заставить жертву молчать, полоснул ее по бедру, нанеся неглубокую рану, из которой тем не менее обильно хлынула кровь. От вида крови насильник совсем потерял голову, и Чира, воспользовавшись этим, выполнила бросок через левое бедро, правой рукой сильно толкнув варяга в подбородок. Тот отлетел от нее на балюстраду и, не удержавшись, рухнул с высоты примерно пять метров на заостренные прутья железной решетки. Его крики привлекли внимание всех, кто находился во дворе.

Другие варяжские стражи прибежали посмотреть, в чем дело, и, увидев рану у Чиры на бедре, кликнули на помощь служанок. Происшествие было достаточно экстраординарное, так что за четверть часа весть о нем распространилась по всему императорскому крылу, а за час облетела весь дворец. Я услышал о нем от других стражей, которые пытались сообразить, каким движением Чира выбила у нападавшего нож. Я под предлогом малой нужды отправился туда, где служанки успокаивали ее и перевязывали.

Это был небольшой предбанник на входе в бани. Одна из прислужниц Васины держала порванное, окровавленное платье Чиры. Та была уже в новом. Рану промыли и теперь перевязывали. Чира выглядела напуганной и взволнованной. (Хотя позже она сказала мне, что просто хотела быстрее покончить с ДЭЛОМ в надежде избежать нападения в другой Нити.)

В дверях появились четверо варяжских стражей. Естественно, учитывая случившееся, я решил, что они пришли с враждебными намерениями, поэтому встал между ними и женщинами и положил руку на рукоять сакса.

Главным среди них был Магнус, которого я знал понаслышке как самого уважаемого варяжского стража, несмотря на относительную молодость (лет тридцать с небольшим?) и принадлежность к норманнам (их в варяжской страже меньшинство, а отношения между норманнами и англосаксами в ту эпоху, мягко говоря, не самые теплые). Возможно, он знал меня в лицо, но разговаривать нам не доводилось. Магнус – высокий, поджарый, широкоплечий бородач с голубыми глазами и длинными каштановыми волосами. Он вошел первым и в знак мира выставил пустые руки ладонями вперед. Трое других, как я догадался, были с ним в родстве. Они говорили между собой на норманнском французском. Один держал ворох мужской одежды, другой – резную деревянную шкатулку, третий – кожаный мешочек. Все четверо были безоружны – видимо, оставили оружие при входе.

– Все хорошо, брат, я пришел загладить