Дальше события развивались, как в предыдущих Нитях: император бежал, большая часть войска тоже. Битвы не было, просто крестоносцы преследовали византийцев до Золотого Рога. Император и войско пересекли залив по мосту и сожгли его за собой.
Не бежал лишь гарнизон Галатской башни, состоявший в большей мере из варягов, в меньшей – из византийцев. Я по-прежнему находился там. Весь склон, включая императорский лагерь, опустел. Я знал, что до возвращения крестоносцев еще примерно полтора часа, поэтому совершил свое ДЭЛО – вошел в брошенный шатер императора, взял реликвию и перенес в другой шатер, где ее найдет тот, кому мы ее предназначили. Таким образом, ДЭЛО было закончено без происшествий, как и в предыдущих Нитях.
Теперь мне предстояло лишь дождаться встречи с ИГСОВой. Я знал, что в армии крестоносцев есть ИГСОВа, которая завтра отправит меня домой. Так было в первых трех Нитях. Мне оставалось лишь пережить последующие события, ненароком не намекнув товарищам, что их ждет.
Я вернулся в башню, зная, что примерно через час крестоносцы вернутся и сделают попытку пробиться к механизму, однако у нас было дофигища стрел и, что важнее, зажигательных стрел. Конкретно, зажигательных стрел с греческим огнем, который от воды разгорается еще жарче. Латиняне сильно пожалели о своей атаке. Оруженосцы держали у них над головами щиты, накрытые мокрыми воловьими шкурами – вот эти щиты мы и поджигали.
Их предводитель, маркиз, наконец подал сигнал остановить наступление. Они разграбили лагерь (и реликвию нашел тот, кто нужно, поэтому мое ДЭЛО официально прошло успешно, несмотря на все последующее). Остаток дня они орали нам на всех языках, какие могли вспомнить, убеждая покинуть башню. Мы, разумеется, уходить не собирались. Потом они все перепились и остались в императорском лагере праздновать. Они знали, что нас от силы десятка три, и утром они возьмут Галату, а значит – войдут в залив и захватят город. Победа, считали они, уже в кармане.
Крестоносцы не знали, что якобы обычные лодочки, сновавшие всю ночь через залив, на самом деле перевозили на наш берег тысячи вооруженных людей, переодетых угольщиками, евреями, рыбаками. Через Перу они пробирались в башню, и к утру мы были набиты в ней как селедки в бочке. Чудо, что в тесноте никто никого случайно не кастрировал. Запах от такого числа людей был почти психотропный.
Крестоносцы думали, внутри примерно тридцать бойцов, а там было почти в сто раз больше. Утром мы дождались, когда оруженосцы принялись облачать рыцарей, а конюхи – седлать коней. Они делали это все одновременно, весьма опрометчиво. Итак, в те самые минуты, когда враги были наиболее уязвимы, мы распахнули ворота. Тысячи воинов с мечами, топорами и копьями устремились на крестоносцев в лагере. И тотчас другие тысячи на склоне холма принялись пускать зажигательные стрелы по тем, кто на кораблях – а эти ребята думали, у них сегодня будет выходной. На крыше башни у нас стояла катапульта, и мы швыряли камни через Босфор – ни в один корабль не попали, но поднятые камнями волны опрокинули несколько суденышек поменьше. Фактически вся армия крестоносцев была застигнута со спущенными штанами.
Половина бежала, потому что были не вооружены или в их должностные обязанности рукопашный бой не входил. Они тут же рассеялись в лесу за лагерем. Тем временем сотни тысяч константинопольцев собрались на городской стене и смотрели на все, как на реалити-шоу. Кто победит, большинству было по барабану. Они считали, это просто драка за престол, а сам город крестоносцы, разумеется, не тронут. Все потенциальные императоры сволочи, все друг с другом в родстве, и какая разница, кто возьмет верх. Горожане буквально выпивали, закусывали и заключали пари, за кем будет победа.
Наконец рыцари сели в седло, а пехотинцы очухались, закончили надевать латы и схватили мечи. Начался настоящий бой. У нас по-прежнему была более выгодная позиция на вершине холма. Два ромейских воина подбежали к самым рядам латинян, схватили знатного крестоносца, рубанули по лицу и потащили к башне, но один из рыцарей поскакал за ними, снес головы обоим ромеям и вернул вельможу под защиту войска. Все заняло примерно тридцать секунд.
Это переломило ход сражения. Крестоносцы с криками и улюлюканьем бросились в контратаку. Мы были пешими, и среди нас преобладали рекруты из крестьян – толком не обученные и не особо рвущиеся воевать. Как только запахло жареным, они дали деру. Некоторые побежали к цепи, чтобы по ней перебраться через Золотой Рог. Она бы выдержала, у нее звенья с меня размером, – но лучники крестоносцев перестреляли беглецов по одному. Не забывайте – четверть миллиона горожан смотрела на это как на спектакль. Полный сюр.
Наконец, когда нас осталось около двух сотен, до остальных дошло то, что я знал с самого начала: нам надо запирать ворота башни, пока не поздно.
Точнее сказать, им надо запирать ворота, а мне – уносить отсюда ноги. Как ни оскорбляло это мои военные инстинкты, добраться до ИГСОВы я мог, лишь покинув башню, поскольку все варяги в башне погибнут. Так что – как в прошлые три раза – я выбрался наружу в неразберихе, когда ромеи пытались закрыть ворота, а крестоносцы – удержать. На мне варяжский ламеллярный доспех, относительно легкий, так что я подвижнее крестоносцев, через ряды которых прорываюсь. Я тычу нескольких мечом в подмышку и в пах, чтобы посторонились, но моя цель не убивать, только выбраться. Я заранее знаю финал, и дожидаться его – не моя работа. Это тяжело, потому что я близко сошелся со многими в варяжской дружине, и бросить их на верную смерть, а самому пробираться к ИГСОВе, чтобы она отправила меня домой… надо бы найти психологов, которые будут работать с нашими бойцами на эту тему, она может развиться в посттравматический синдром.
Кроме меня, из башни сбежал лишь один варяг – Магнус. Он пробивался за мной, не спуская с меня глаз. Наверно, ждал, что я схвачу весло и в одиночку уложу несколько сотен вооруженных рыцарей. Впрочем, в этой сумятице я легко от него ускользнул.
Так что я отбежал от башни и стал смотреть. Крестоносцы все-таки распахнули ворота и хлынули в башню. Я слышал лязг стали и крики, знал, что они означают.
И тут это произошло.
Я знал, что должно произойти. Крестоносцы пробьются к механизму,
