— По нашим обычаям всегда было так. Кто первым даст имя ребенку, тот его родитель. Поэтому мне здесь имени не давали. — Она уселась рядом с ним и сияла от радости. — Теперь я полноценная.
— Вот дурень! — всплеснула руками Агнесса. — Ну как же можно быть таким неосмотрительным. Папаша! — Она сплюнула ему на плечо и растерла ногой.
Арингил посмотрел с осуждением на тифлинга и размеренно заговорил:
— Вместо того чтобы плеваться, лучше бы продумала, что ему говорить. Парень не знает ваших правил, обычаев народа. Теперь многое становится понятным.
— Что ты имеешь в виду? — уперев руки в боки, воинственно спросила она.
— Хотя бы то, почему у тебя такой забитый подопечный с проклятыми руками. У парня с детства проблемы, и их можно было сгладить.
— Вот как? — прищурилась Агнесса. — Оказывается, это я виновата в его проблемах.
— Не в меньшей мере, чем он сам. Ты пренебрегала своим человеком.
— С чего ты это взял, санитар? Как ты, не зная меня, можешь об этом судить?
Арингил не обратил внимания на ее колкость и продолжал спокойно и веско говорить, припечатывая ее каждым своим словом:
— Тут знать много не надо, ты бросала своего подопечного без пригляда, и это только то, что стало известно. Ты хотела его смерти, чтобы тебе дали более способного. Но я уверен, что и его ты также бросила бы. Тебе интересны только твои ногти и глазки, которые ты красишь по три часа в день. А кроме того, ты всех вокруг обвиняешь, что они виноваты в твоих бедах.
— Ах, так! Ах, так!.. — Агнесса смогла произнести несколько фраз и вдруг разревелась. Она уселась, и слезы хлынули из ее глаз. Арингил, который не знал, как поступить, растерялся.
…Артем особо не расстроился: подумаешь, назвала отцом. Хорошо все обдумав, он решил, что в его жизни ничего не изменится. Да и в ее тоже. Но на всякий случай спросил:
— Что это для нас обоих будет значить?
— Теперь я не сирота… — начала она перечислять преимущества и недостатки и, помолчав, на этом закончила. — И все. Больше я ничего не знаю. Но надеюсь, когда инквизитор потащит меня на костер, ты не отдашь меня ему.
Артем доедал кашу и удивленно посмотрел на девчонку.
— А зачем ему тебя тащить на костер?
— Я — баска, и значит, идолопоклонница. Поэтому. Инквизиторы часто нас обвиняют в этом и сжигают.
— А ты точно поклоняешься деревьям? — спросил Артем, допивая молоко.
— Нет, не поклоняюсь, я не знаю, что это такое. Мой народ, живущий в лесах басков, поклоняется этим деревьям. Моя мать поклонялась. А я — нет.
— Не страшно, — спокойно заявил Артем. — Мы эту проблему решим. Завтра пойдем оба на исповедь. Я скажу, что дал тебе неязыческое имя и привел к истинной вере. Ты на исповеди скажешь, что веруешь в Хранителя и покаешься, что плевала мне в тарелку. Про конта с контессой расскажешь, какие они набожные. А конюх постоянно врет.
Чу сначала сидела, как громом пораженная, слушая новообретенного папу.
— Ты хочешь, чтобы я умерла? — На ее глаза стали наворачиваться слезы.
— Никак нет, Чу. Я хочу, чтобы ты жила долго и счастливо. — Хотел добавить «чтобы мы умерли в один день», но потом подумал, что это лишнее, и сказал совсем другое. — Пройти исповедь — это не смертельно. Просто говори, что я тебе сказал, и все, — улыбнулся он. — Поверь, папа плохого не посоветует.
— Правда? — Баска вытерла слезы. В ее глазах появился лучик надежды.
— Правда, правда, Чу. С волками жить — по-волчьи выть! — привел он пример из народной мудрости.
— Мы жили с волками, но не выли. К чему это? — Теперь в ее глазах отразилось недоумение.
— Это такая образная поговорка, что если ты не можешь сопротивляться чему-то, то смирись. — И, видя ее непонимание, махнул рукой: — Короче, забудь.
— А если я не пойду? — спросила она.
Но Артем прибег к безотказному методу убеждения:
— Ты должна слушаться родителя. Он заботится о твоем благе и желает тебе добра.
— Правда? — опять удивилась девочка. То, что говорил этот парень, что сначала с ней переспал, потом грубо выгнал пинком, затем раскрыл ей свой секрет и стал так добр, что дал имя, ей было непонятно. Но сейчас ей хотелось ему верить.
— Конечно, правда. Вот что бы ты сделала, если бы у тебя была дочь, и ей нужно было выбрать: пойти на костер или на исповедь? — спросил Артем. Это была манипуляция сознанием чистой воды, но он спокойно это делал для блага самой девчонки.
— Ну, не знаю… убежала бы с ней.
— Куда? И далеко ли? Среди людей вам не спрятаться, и вы погибли бы обе. Поэтому слушай папу, и все у тебя будет хорошо. Поняла?
— Поняла. — Чу полностью сдалась на милость родителя.
— Ну, раз поняла, иди готовься. Ты девочка умная и лишнего не наговоришь. А мне руки тренировать надо.
— Мы вечером опять будем греть твои руки, — решительно заявила Чу и, довольная, вышла. У нее появился родитель. Теперь она не одна, и он знает, что надо делать. Ей было достаточно, чтобы стать счастливой.
Над головой Арингила раздался перезвон колокольчика. Он и всхлипывающая тифлинг замерли.
— Ты думаешь то же, что и я? — вытирая слезы ладошками, спросила Агнесса.
— Это одна мера благодати, которая излилась на нашего подопечного, — пораженно ответил ангел. — Я слышал о таком. Но никогда со мной такого не случалось. Ему воздалось той же мерой от Создателя, какой он измерил эту девчушку. И мы можем выполнить одно его желание.
— Я знаю, что надо! — Агнесса была похожа на маленького коршуна. — Мы поможем ему вернуть мастера-ломастера, и он снова заработает свою меру.
Арингил отрицательно покачал головой.
— Это неверное решение. Надо такое, которое поможет ему существовать и выжить здесь. Которое станет помогать ему всегда, а не только один раз. Он сам должен отправить гремлуна, научившись этому.
— Да как он научится, криворукий? — возмутилась она. — Через
