Первым понял, во что вляпался, повар и пополз на коленях к молодому пареньку с опухшей рожей. Еще вчера тот пил и гулял вместе с распутной девкой, которая переспала со всеми мужчинами в трактире, а рано утром исчезла. Кроме того, пытался драться, но, получив хорошую взбучку, отрубился и теперь пришел мстить.
— Я все расскажу, — быстро заговорил мужик. — Хозяин обворовывает своих постояльцев. В подвале у него идол, которому он молится…
— Стоп! — остановил его Артем. — Это ты расскажешь братьям инквизиторам. А теперь вместе с помощниками иди на кухню. Хозяин, подойди! — уже совсем уверенно приказал Артем. Тот попался в сети своей собственной жадности. Пожалел пять золотых — рассчитается своей жизнью.
Артем уже понял, как шатки здесь границы между правоверным ревнителем веры и еретиками. В один миг ты можешь превратиться из одного во второго. Если сидеть и жевать сопли, то обвинят тебя. Обвинят завистники или те, кто сам боится стать в глазах инквизиции еретиком. Нельзя выглядеть умным: таких боятся — они задумываются и задают опасные вопросы, ими трудно управлять, их прямиком отправляют на костер. На глупцов не обращают внимания, таких здесь большинство, или некоторые хорошо ими притворяются.
— Ну что, хозяин, — обратился к нему землянин, — что будем делать? Против тебя свидетельствуют честные люди, видишь, как молитвы нашему господину действуют? А ты хотел свою вражью сущность спрятать. Напал на представителя матери церкви.
— Не погуби, досточтимый, я замолю грехи, идола выкину, церкви пожертвую. — В глазах хозяина трактира плескался ужас.
— Хорошо, я готов выслушать тебя. — Артем уселся на ближайший стул.
— Десять золотых, — с мукой на лице выдавил из себя трактирщик.
Артем поощрительно покачал головой.
— Это для обители преподобного Брока, а что ты готов дать для сирот?
— Для сирот? — удивленно переспросил тот и замолчал, впав в ступор. Такой обдираловки он на своем веку еще не видел. Церкви, дорожному патрулю — это было понятно. Но детям? Им-то за что? Все это отразилось на его лице.
— Да, для сирот, — кивнул Артем. Он это брякнул не подумавши и теперь силился понять, как обосновать свои слова. Да и вспомнил он их только благодаря Остапу Бендеру, который знал кучу способов относительно честного отъема денег.
Женщина в черном платье с интересом смотрела на то, как изменился ее любовник с утра. Это был уже не тот размазня, что пускал сопли и ругал ее за измены. Это был жесткий, хитрый и решительный человек. Он ей понравился больше того ночного, и она зашептала ему на ушко.
Артем удивился мыслям, пришедшим ему в голову, а затем с достоинством повторил.
— Грехи тем больше прощаются, чем щедрее человек жертвует на добрые дела. Сироты, получив твой дар, вознесут хвалу Хранителю, и тот, видя твое чистосердечное раскаяние, простит тебя.
— Пять золотых сиротам, — упавшим голосом произнес хозяин. Дрожащими руками пошарил за пазухой, вытащил кошель и стал отсчитывать желтые кругляши.
Артем забрал деньги и напомнил:
— С тебя еще две бутылки вина на добрые дела.
Тот подхватился и принес две запыленные бутылки.
…Арингил свободно вздохнул только тогда, когда они вернулись к своему подопечному. Знакомство с родителями Агнессы далось ему нелегко. Он весь вечер просидел, как истукан, с натянутой на лицо улыбкой. Отец Агнессы, крупный тифлинг, пытался его напоить какой-то бурдой собственного изготовления, рассказывая, сколько Эртаны и амброзии, и нектара золотых пчел он собрал для своей бражки, но Арингил только вежливо отказывался. Папаша изобразил гримасу презрения на лице и в отместку напился до чертиков. Зато мама лучилась от удовольствия. Она расхваливала дочку, как будто та была объектом продажи. И умница, и красавица, и дом может содержать со всем прилежанием. Что тот, кто возьмет ее в жены, будет кататься, как сыр в масле. И очень хорошо, что они вместе могут быть и дома, и на работе. Не иначе как рука Хранителя их соединила. И противиться этому — совершить большой грех. Она закатывала при этом глаза и прижимала руку к сердцу. Зато отец Агнессы на время пришел в себя и заплетающимся языком пробубнил:
— Женишпшя — будьшь дурнем.
Отмучившись, ангел первым делом скинул с себя наряд байкера. И облачился в свою белоснежную мантию.
— Как прошла ночь, баба? — спросила Агнесса, обнимая женщину, глаза которой блестели и были полны мечтательности.
— Замечательно, девочка! — ответила та и стала напевать популярную мелодию.
Арингил глянул на Артема и замер.
— Это он где? — тихим удивленным шепотом спросил он.
— А! В трактире! — ни капельки не смущаясь, ответила баба Крыстя. — Мы с ним очень хорошо погуляли.
— Ты была в теле?! — Агнесса спросила и одновременно возмущенно воскликнула: — Ты сним спала!
— Скажешь тоже — спала! — промурлыкала женщина. — С этим жеребцом разве уснешь! — засмеялась она и исчезла.
Арингил стал лихорадочно листать книгу судьбы. Он сначала побледнел, затем его лицо налилось краской от сдерживаемого возмущения.
— Что она наделала! У него появилось три новых линии жизненного пути, и все скрыты в тумане. Ну зачем я согласился пойти с тобой! — Он повернулся к девушке. — Твоя бабка — безответственная нимфоманка. Она перетрахала весь трактир. Артама из-за нее избили, а Артем стал на путь жулика. Как вообще у вас выживают люди?
— Что ты переживаешь! У бабы не погиб ни один подопечный. В тюрьме сидели многие, в борделе работали, но остались живы. Подумаешь, набили морду. Первый раз, что ли?
Арингил понял, что спорить бесполезно, махнул рукой, уселся и отвернулся от тифлинга. На все ее попытки поговорить он отвечал молчанием.
Агнесса после прекрасного вечера, проведенного дома в окружении семьи и жениха (не столь важно, что тот не догадывается о своем новом статусе), была в хорошем настроении и на надувшегося Арингила не обиделась.
«Ничего, обживется и привыкнет, — подумала она. — Папа же привык».
Артем постучал в монастырские ворота. Открылась маленькая дверка на уровне глаз, и на него посмотрел привратник. Оглядел его с головы до ног и засмеялся.
— Хорошо погулял. Будет что отмаливать. Вино принес? А то смотри, не пущу!
