Никто не двигается с места. Люди сидят, потупив взор, а я отмечаю про себя, что время, чтобы пристыдить всех, выбрано идеально. Я не верю в совпадения. Значит, так задумано. Посмотрим, что будет дальше.
Выдержав паузу, старик говорит:
– Нельзя строить дом на песке, он развалится. Кто хочет возвести прочное здание, начинают с фундамента и закладывают надёжное основание. Так и мы, прежде, чем чего-то достичь, изучаем азы и только потом поднимаемся выше. Шаг за шагом постигая истину.
Я слушаю старика и не совсем понимаю, куда он ведёт разговор, но слушаю его с большим интересом, пытаясь предугадать, чем всё закончится.
– Те из вас, кто думает, что я выделяю Сергия, – священник указывает на меня, – ошибаются! А все сомнения от лукавого! Он не особенней, чем вы, а вы ничем не лучше его. Все мы равны перед десницей божьей! Как я уже говорил – судить надо по делам! Поэтому я скажу, а потом выслушаю вас, – старик набирает полную грудь воздуха, – в знак того, что правила едины для всех, он начнёт с того же послушания, как и любой забредший в нашу обитель – с работы отходником на ферме, а там посмотрим, как он себя покажет.
Я вижу, что люди кивают. Кто-то, искоса поглядывая на меня, улыбается. Название работы мне совсем не нравится. В хлеву навоз, что ли кидать? Но вариантов нет.
«Умно придумано, – я украдкой смотрю на священника, – одним выстрелом двух зайцев. И людей успокоил, сказав, что они хотели услышать, и меня на работу «подписал». Откажусь – значит поставлю себя выше других, не поймут. Считай без меня меня устроили».
– Что скажите? – громко спрашивает старик. – Принимаем Сергия на таких условиях?
– А чего тут думать! – выкрикивает Азат. – Если не сбежит через пару дней. А потом и весь срок вытянет, говорю заранее, что возьму его к себе на кузню. Чувствую, мы с ним сработаемся.
Татарин хитро мне подмигивает, и мысли о том, что мне придётся заниматься грязной работой, уходят на второй план. Из зала слышатся возгласы:
– Пусть остаётся!
– Да!
– Как раз для него работа!
«Если они так рады, то куда меня сплавили? – размышляю я. – Что за работа такая?»
– Тогда решено! – объявляет священник. – Расходимся, и не говорите потом, что это не ваше решение! Данила! – старик подзывает парня. – Отведёшь его к Николе, по пути расскажешь, что как, и Николаю передай, пусть сам всё объяснит и спуску не даёт, сам опосля проверю.
Данила кивает, говорит мне: «Пойдём», – но я, видя, что народ почти рассосался, тяну время, чтобы спросить кое-что у священника.
– Что? – старик вопросительно смотрит на меня. – Уже передумал?
Я мотаю головой.
– Нет, узнать кое-что хочу.
– С глазу на глаз? – священник кивком приказывает Даниле уйти.
– Угу.
Дверь за парнем затворяется.
– Спрашивай, – старик садится на лавку.
Огонь в «буржуйке» почти погас и клубы белого дыма тянутся под потолок. Свет от газовых светильников тоже слабеет и в помещении царит полумрак. Я глубоко дышу, пытаясь сформулировать вопрос.
– Ну?
– Вы говорили, – начинаю я, чувствуя, что хочу сбросить с души камень, – что внутри каждого из нас есть и добро, и зло и сидит два зверя, которые жрут друг друга. Как мне понять, какой зверь в итоге победит, кто окажется сильнее?
Едва я заканчиваю говорить, как огонь в печке вспыхивает с новой силой. Пламя лижет металл, точно хочет вырваться из топки.
Священник смотрит на огонь. Его лицо превращается в каменную маску, на которой пляшут огненные всполохи. Он переводит взгляд на меня и тихо, так чтобы мог расслышать только я, шепчет:
– Тот, которого ты кормишь…
Меня точно лупят кувалдой по голове. Казалось бы, простые слова, но сколько в них заключено силы. Осколки раздолбанного мира, которые я вращал все эти дни в голове, точно превращаются в зеркало, из которого на меня пялится бледное измождённое лицо. Это я сам гляжу на себя. Лысая голова. Впавшие усталые глаза. В них отражается бушующее пламя. И оно разгорается всё сильнее и сильнее, пока не пожирает меня, оставив только обгоревший череп, который превращается в прах. Потрясённый, я смотрю на священника.
– Я вижу, теперь ты всё понял, – старик кладёт мне руку на плечо, – а теперь иди. Данила заждался, а у меня дел много. Захочешь поговорить, приходи.
Я направляюсь к выходу. Прежде, чем взяться за ручку двери, я оборачиваюсь. Священник смотрит на меня, затем встаёт, поднимает правую руку и крестит меня, при этом его губы что-то беззвучно шепчут, а я мысленно подхватываю:
«Господи! Спаси и сохрани его, спаси и сохрани…»
Глава 16
Николай
Монастырь. День. Дорога на ферму
Выйдя с Данилой из трапезной, мы повернули направо и, обойдя церковь и несколько строений, направились по дороге, расчищенной от снега, ко второму выходу из монастыря. «На вольные хлеба», как сказал парень, показывая мне кирпичный забор, в который вделана калитка. Обогнув озерцо, мы застываем перед ней. Данила вытягивает руку и словно не решается её открыть. Парень поворачивает голову. Чувствуется, что он хочет что-то спросить, но сомневается. Пока он тормозит, меня привлекает звук размеренных ударов, доносящихся из-за забора. Судя по звуку бьют по металлу.
– Это Азат на кузне работает, – бубнит Данила, – идём покажу, тебе же надо знать, как тут всё устроено.
Данила рывком распахивает дверь. Мы проходим и оказываемся на большом подворье, в конце которого виднеется сарай с навесом, под которым стоит большая наковальня и жарко растопленный горн, возле которого суетятся два парня. Азат стоит у наковальни. В одной руке щипцы, в другой молот. Татарин увлеченно фигачит молотом по какой-то детали, с каждым ударом разбрасывая вокруг себя сноп искр.
Я кручу головой по сторонам. Вижу, что рядом с кузней в штабеля аккуратно уложены металлические трубы, арматура и профлисты, а вокруг стоят различные механизмы, похожие на детали от тракторов и грузовиков. Здесь тоже работают люди. Человек пять – семь. Орудуя гаечными ключами, молотками и фомками, они откручивают болты и гайки и, тихо переговариваясь, снимают детали с какого-то нехилого движка.
– Идём, – Данила машет рукой, – у нас тут вроде мастерских, где работают с железом, разбирают или собирают разные приспособы.
– А как вы их сюда притаскиваете? – задаю я вопрос. – У вас же вроде машин нет.
– Да, – подтверждает парень, – как говорит отец-настоятель, всё, что работает на нефти и стреляет на порохе, от лукавого – бесовское – нечистое.
– Поэтому у вас нет огнестрельного оружия?
– Угу, – кивает Данила, – нет совсем. Мы, как встарь, холодным отбиваемся, если надо, а движки и детали снимаем и привозим на санях или телегах, если летом. Сам знаешь, сколько машин бесхозных осталось, а в Раменском, недалеко от деревни Клишева локомотивное депо находится. Там тепловозы, электрички, вагоны ремонтировали. Азату, он любит это дело,
