увидеть волосатую рожу гориллы, но ничего подобного. Лицо было вполне осмысленное. Лоб высокий, прямой нос, тонкие, словно резанные по живому губы, крупные зубы, угловатый подбородок.
Неожиданно бандит обернулся: его голова несла на себе печать страшного увечья. Вся левая височная доля была сплюснута. С такой травмой редко выживают. Не став идиотами – и того реже.
Настоящий Квазимодо. Альфред его так и окрестил для себя. Могучий торс, мощные руки, узкие бедра. Скорее всего, из семьи циркачей.
Квазимодо между тем наставлял:
– Повторяю для тех двух господ, кто сегодня впервые, – он с неодобрением кивнул в сторону толстеньких педиков. – Вы оплатили свой вход, и каждый из вас имеет право на сорок минут времени. Не больше, не меньше. Во-вторых, не шуметь и не мешать окружающим. Если что-то не так, Гатто Морто будет постоянно около двери. Я тоже буду поблизости. Наконец, на теле не оставляйте следов. Никаких надрезов, разрывов, изъятия органов. И еще. Уходя, я закрою вас на замок. В интересах вашей собственной безопасности. Ровно через четыре часа я вернусь и выпущу вас. И вы все забудете. Вы меня поняли?
Квазимодо внушительно пошевелил руками в боковых карманах своего бушлата. Обозначились две массивные пушки. Скорее всего, американские кольты или немецкие парабеллумы. Альфред скривился: «Господи, до чего итальянцы любят позу».
– Повторяю, мелкая ошибка – штраф. Крупная ошибка – вы больше никогда сюда не попадете. За разглашение тайны вы платите жизнью. Все понятно?
Посетители закивали, а пожилой мужчина, сопровождавший высокую стройную даму, сказал:
– Хватит, Ренато. Ты лучше поговори с теми двоими. Мы-то с тобой столько лет знаем друг друга.
Квазимодо, оказывается, звали Ренато. Он изобразил подобие улыбки:
– Не прогневайтесь, ваше превосходительство, таков порядок. С меня требуют, чтобы я каждый раз повторял правила. Мне тоже не хочется терять работу.
Альфред точно где-то видел это лицо. И не в светской хронике. Его превосходительство протянул несколько банкнот, которые тут же исчезли в глубоком кармане Ренато.
– Покорнейше благодарю.
– Что нас сегодня ждет?
– Вполне приличный товар. Видимо, бездомный актер. Приезжий. В Риме с полгода, бродяжничал. Лет тридцать пять. Вполне приличное тело. Мы его помыли.
– А погиб как?
– С цыганами, знаете, что на Монтечелио раскинули лагерь, повздорил. Похоже, они его и убивать не собирались. Неудачно под нож попал. Так что тело целое.
Квазимодо неизвестно откуда вытащил огромную четырехчасовую свечу, зажег ее и поставил в основании тела. В очередной раз сурово смерил взглядом педиков, которые откровенно поеживались, и неслышно выскользнул через дверь. Ключ провернулся на положенные два оборота.
Альфред не раз участвовал в некрофилических оргиях. Они его раздражали. Он был брезглив. Его тошнило от одного запаха. Хотя острота в ощущениях была. Это правда. И ощущение опасности. Ну, да как бы то ни было. Сейчас его интересовало, что собирались предпринять его знакомые.
Альфред догадывался, что Квазимодо, хотя и пригрозил оставаться поблизости, пошел отдавать деньги местному барону. Таков был закон кладбища: деньги отдавались сразу. Конечно, Квазимодо мог попробовать и заначить. Только вряд ли. Здесь не шутили.
В любом случае он бы получил свой процент. И со своей Изольдой или Эсмеральдой – в воровских республиках, и особенно на кладбищах, обожали звонкие женские имена – отправился бы в ближайший трактир. Или, прикупив плетеную трехлитровую бутыль дешевого, но приличного кьянти, отпраздновал бы заработок со своей подругой дома. То есть в одной из заброшенных могил. Под утро Квазимодо должен вернуться выпустить гостей, хорошенько обыскать оставшегося на стреме Мертвого Кота – не выпал ли и тому какой магарыч. Да, и проверить состояние тела: в порядке ли, не осталось ли следов.
Добрую четверть часа никаких звуков из-за колоннады, где прятались Гремин и девушки, не раздавалось. Наконец отслоилась тень. Улучив удобный момент, в несколько неуловимых движений Гремин подкрался сзади к Мертвому Коту. Тот что-то почувствовал, привстал. Но поздно. На шее бандита замком сомкнулась левая рука Гремина. Шикарный прием! – восхитился Альфред. Он бы в таком положении попросту свернул голову противнику. А Гремин, придушив Мертвого Кота, вынул из кармана шприц и сделал тому укол.
«Так, будет спать до утра, сучонок, – подумал Альфред. – Значит, мы здесь остаемся по сути вдвоем. Девки не в счет. Складненько».
Из прикрытия показались девушки. Вместе они оттащили тело внутрь колоннады.
Гремин поставил одну девушку у дверей в капеллу, второй указал на прежнее место, в колоннаде. Сам надел скромную черную маску, достал из кармана ключи и, стараясь не шуметь, вставил в замок. Повернул. Створка отворилась бесшумно. Спокойно, без суеты Гремин вошел и прикрыл за собой дверь.
Пиршество было в полном разгаре. Гомики, голые, занимались любовью на столе. Степенный мужчина и интересная женщина средних лет, тоже голые, пытались совокупиться на мраморном полу, пристроив покойника третьим между собой. Благообразный старичок мастурбировал. Парализованная, усевшись на полу, одной рукой поглаживала покойника, другой ласкала собственные гениталии. Ее черная бархатная юбка была задрана. Единственный, кто оставался безучастным, – камердинер-горбун. Наверняка при оружии. На месте Гремина, Альфред занялся бы им в первую очередь. Все подняли головы.
– Дамы и господа, минуту внимания. Не волнуйтесь! Я представляю отдел специальных расследований Корпуса карабинеров. – Французский акцент Гремина мог выдавать его за выходца из Пьемонта. На уровне головы он показал всем свой жетон. «Беретта» тоже выглядела внушительно.
– К вам у нас нет никаких претензий. Вы – уважаемые люди, и чем вы занимаетесь в вечернее время – ваше личное дело. Вашей совести и вашего духовника. Меня как комиссара это не касается.
Тот, кого называли «его превосходительством», успел надеть трусы и, видимо, чувствовал себя лидером этой маленькой группы. Он выступил вперед и собрался что-то спросить, но Гремин движением подбородка дал ему понять, что нужно вернуться на место. Затем обратился к даме в коляске:
– Сударыня, скажите вашему камердинеру, если он что-то выкинет, я буду стрелять без предупреждения. Пусть он аккуратно достанет из кармана свой пистолет и положит его вот сюда. И нож тоже. И кастет. Ладно? Если мы не хотим неприятностей. Ни для кого из присутствующих.
Старуха что-то прошептала горбуну. Тот поскрипел в ответ. Женщина чуть повысила тон.
– Не надо, не спорь…
Полувыпрямившись и метнув злобный обезьяний взгляд на Гремина, горилла выложил на пол пистолет, почему-то советский ТТ, длинный кинжал и внушительных размеров кастет.
– Сейчас вы его свяжете. А после я объясню, что мы будем делать. Спокойно: никому из вас не грозит ни малейшая опасность.
– А зачем связывать-то? – осведомился его превосходительство.
– Я не хочу, – объяснил Гремин – чтобы он бросился мне на спину. Иначе мне и моим сотрудникам придется стрелять. Будет шум. Пистолеты у нас без глушителей. А где шум – там скандал. Вы же не захотите, чтобы в завтрашнем «Темпо» или «Мессаджеро» на первой полосе были помещены ваши фотографии.
Вместо ответа мужчина деловито поинтересовался:
– Где взять веревку?
– Держите!
Гремин бросил ему моток, и бывший военный не без сноровки принялся обвязывать руки и ноги горбуну. Тот было попробовал сопротивляться. Гремин пристально глянул на старуху. Она успокаивающе, по- домашнему положила руку на голову своему камердинеру. Слуга успокоился. Мужчина веревки не пожалел и обвязал беднягу на славу.
– Ну, а теперь послушайте. Среди вас находится человек, который скрывает секретные документы, содержащие опасную для государства информацию. Нам известно, что это женщина, средних лет, из света. Мы располагаем ее приметами и можем опознать ее в считанные секунды. Если она признается сама, остальные благополучно отправятся по домам, а синьору мы задержим для разговора.
– А если ее здесь нет? – снова подал голос его превосходительство.
