А еще в центре каждого костра возвышался столб с похожими на головешки обгоревшими трупами, висящими на цепях.
Неподалеку стояли шеренгой молчаливые люди, покорно взирающие на происходящее, вдоль которых прогуливались несколько полицейских с резиновыми дубинками.
Внезапно раздался рев мотоциклетных двигателей, и сквозь толпу въехали двое одетых в кожу здоровяков, державших за руки молодую обнаженную девушку, измазанную в грязи и крови.
Остановившись за оцеплением, они отпустили руки. Несчастная тотчас же рухнула на землю. Спешившись, те подняли ее, словно бревно, и кинули в ближайший костер.
Раздался страшный вопль, а четверка стояла, хохотала и беспрерывно крестилась. Затем один из них крикнул:
– Будем милосердны, братья во Христе! Подарим сучке напоследок благодати, – и, расстегнув штаны, стал мочиться в костер. Остальные, гогоча, присоединились к нему.
– Сейчас ты делаешь все, чтобы это стало твоим завтра.
Аркадий, совсем забывший про мальчика, завороженный увиденным, вздрогнул.
– Помогая Кнопмусу, ты помогаешь Системе, помогая Системе, ты движешься к этому будущему.
Он посмотрел снизу-вверх на Аркадия, прищурив глаза, и ткнул в него указательным пальцем:
– У тебя почти не осталось времени сделать правильный выбор. А теперь запомни увиденное и – просыпайся.
…Аркадию надоела эта эпопея с фильмом до чертиков. Сотрудничать с Андреем – все равно как попасть в фантасмагорию Льюиса Кэрролла. Что произойдет через секунду – неизвестно. Выползет ли улитка с кальяном или безумный шляпник позовет на чаепитие?
Поэтому единственным его желанием было поскорее выполнить обязательства и вернуться к привычному образу жизни.
Сейчас, сидя в номере гостиницы, он наливал себе очередной стакан водки, думая, как лучше поступить.
Стоит ли послать Андрея куда подальше или все-таки закончить сценарий? Логика профессионала ратовала за второй вариант, но любая работа с Тарковским выбивалась через пять минут из понятия «логика».
Про себя он называл режиссера «чеширский кот».
Вот и сейчас.
Секунду назад его здесь не было – и вдруг, словно из ниоткуда, в стене образовался силуэт. Причем в дверь даже никто и не думал стучать.
– Скажи, Аркадий, – вкрадчиво спросил Тарковский, чему-то своему ухмыляясь в усы, – а тебе не надоело в десятый раз переписывать сценарий?
Стругацкий хмуро глянул на него и залпом выпил. Почесав могучей ладонью подбородок, он сказал:
– Надоело. Что от этого изменится?
Андрей облизнул языком губы.
– Возможно, кое-что изменится. Но тыыыыыыы… – задумчиво промурлыкал он, – тыыыыыыыы… знаешь что? Давай так.
Андрей отпрыгнул к нему от стены и сверкнул глазами, склонившись к самому лицу. Пять секунд назад это был ленивый кот перед миской со сметаной, сейчас превратившийся в тигра.
– Езжай к брату, понял? И делайте все заново. Я придумаю, как завалить снятый материал, там уж переснимем по-другому. Пока ведь не то получается, я чувствую. А для меня это ставка всей жизни. Но если всплывут наши интриги наружу – считай, конец режиссеру Тарковскому. Не подведи, Арк.
Стругацкий плотно сжал губы:
– Андрей, мне не нравится твой тон.
Тот кивнул головой:
– Мне он не нравится и самому. А что прикажешь? Который месяц мучаемся, но никак не найдем общего знаменателя. Однако я чувствую, что нахожусь на пороге, – он закрыл глаза и зашептал: – даже на грани, грани между искусством и творением нового мира. Без вас я не справлюсь. Езжай в Ленинград, прошу тебя.
Аркадий снова налил себе, но Андрей выдернул из его руки стакан и сказал:
– Чтобы все было по воле Твоей.
Выпив, он, вытирая рот, пояснил недоуменному писателю:
– Нам двухсерийку дадут, я знаю. Переписывайте. Переписывайте заново. И запомни: больше не хочу видеть историю про мелкого уголовника. Это должно быть нечто иное.
Москва, 1985 год
К Зайцеву подошел начальник станции.
– Товарищ генерал, – откозырял он, – просили срочно доложить вам. Только что во Внуково сел борт из Новосибирска. Позывной Бача запрашивает указаний: ехать ли им сюда по ветке правительственного метро или сразу двигаться в Институт?
– Так… – задумался тот, – что у вас из транспорта в наличии?
– Да что прикажете. Есть даже небольшая подводная лодка.
– Нет, подводной лодки мне не надо. Сколько до ближайшей вертолетной площадки?
– Минут пять примерно.
Зайцев кивнул:
– Отлично. Сообщите Баче, чтобы все двигали в Институт. Свяжитесь с ГАИ, пусть перекроют дороги, черт с ним. Сейчас не до приличий. Мы на пороге ядерной войны.
На взлетной полосе ревели моторы автомобилей. Стоя у двери «ЗИЛа», Бача прокричал:
– Эй, назгул! Ты разве не с нами?
Тот лишь покачал головой под капюшоном, и «альфовец» запрыгнул внутрь. Колонна тут же двинулась, завыли сирены машин милицейского сопровождения, запахло жженой резиной.
Черный Полковник зашуршал мантией по вычищенной от снега взлетной полосе к зданию аэровокзала.
У входа его уже ждал постовой и, отдав честь, повел за собой в глубь здания. У неприметного кабинета без номера и таблички он остановился. Постучавшись, открыл дверь:
– Вас ждут.
В большом кожаном кресле, лицом к двери, сидел Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев.
– В курсе ситуации? – без обиняков спросил он.
Полковник кивнул.
– Тогда доложите обстановку.
– Абрасакс вышел на связь. Он отдаст Хранилище и четверку глав в обмен на новую базу.
– Ямантау, – задумчиво сказал генсек, – ну хорошо, предположим, мы оставим ему Ямантау. Но что, собственно говоря, даст нам Новосибирск? Свою коллекцию он вывезет. Лаборатории наверняка тоже. Зачем нам пустая пещера и четыре старых идиота?
– Мы договорились, три лаборатории со всеми разработками перейдут к нам, – проскрипел голос под капюшоном. – Во-первых, по прикладной ботанике, генетике и селекции, во-вторых, по топливной энергетике и, в-третьих, по компьютерной технике. Персонал останется на время обучения наших людей и перепрофилирования всего комплекса под нужды этих трех лабораторий. Что же касается глав Системы – это будет наш, и только наш, приз, мы предъявим их миру и выйдем победителями не просто над сегодняшней, а над всей коррупцией в истории страны. Суд будет длиться годами, новый Нюрнберг над мафией.
– Значит, после сможем не зависеть от Института и хотелок Директора?
– Именно так.
– Признаюсь честно, этот маленький засранец у меня в печенках сидит. Где он, кстати? – поинтересовался Горбачев.
– На одной из дач Системы. У Гришина.
Генсек помрачнел:
– Сейчас совершенно не нужно, чтобы кто-то персонально меня или Орден мог связать с Системой. Можно ли как-то обрубить все концы?
– Да, Михаил Сергеевич. Я подкину информацию Зайцеву. Пусть они устроят там кровавую баню. Если повезет – избавимся и от свидетелей… и от Зайцева с Директором. Можете звонить президенту США и отменять запуск ракет.
Первый секретарь Московского горкома КПСС Виктор Васильевич Гришин не был ни героем, ни уж тем более профессиональным военным.
В армии служил политруком и даже всю Отечественную войну провел на партийных должностях. С 1967 года руководил столицей СССР и был вероятным кандидатом на высшую партийную должность – генсека.
Но Андропов, подлец, устроил все так, что был избран Горбачев, а он, отдавший всю свою жизнь служению Системе, был оттерт на вторые роли и в скором времени вполне мог лишиться места. Поэтому, когда главы Системы
