— Проклятия нет, — согласился со мной Вавила Силыч. — Но и добра от нее ждать не приходится. Вещь эта злом сработана и для зла нужна. Не надо бы ей здесь быть.
— Прямо Кольцо Всевластия, — съязвил я. — Я объявлю себя его владельцем и стану Темным Властелином.
— Не кольцо у тебя в рюкзаке, — спокойно возразил мне подъездный. — Книга это. В девичью кожу затянута, человечьей кровью писана и смертями людскими до краев наполнена. К чему тебе такое? Ты не злой парень, я ведь давно тебя знаю. А с такой книгой ты быстро перемениться можешь. Я не знаю, что у нее там внутри, но уверен — хорошего нет. Думай, что хочешь, но тот, кто тебе ее дал, знал про это. И еще десять раз прикинь — точно ли он желал тебе добра, такой подарок тебе делая?
— Да я давно уже не знаю, кто желает мне добра, а кто нет, — зло бросил я. — Всем чего-то от меня надо, только никто не спросит, чего мне самому хочется.
— Я сказал, а ты думай. — Вавила Силыч спрыгнул с кресла на пол. — Тебе жить, Александр. А книгу эту все-таки из дома унеси. Не следует ей тут находится. За такими книгами кровавый след всегда тянется, а по нему сюда невесть кого принести может. Добро, если всем обчеством отобьемся. А коли нет? Деток в доме много, ведьмак. Малых, глупых, некрещеных. Самое то для тех, кто в ночи живет и вечно жрать хочет. Подумай о них, хорошо? Не обо мне, о них.
И он ушел, секундой позже на кухне перестал шуметь кран, а после в квартире наступила тишина. Родька, правда, в комнату так и не пришел, не улегся на кресло, которое облюбовал для сна.
Я сел на диван и призадумался.
Вот что за жизнь. Еще десять минут назад все было просто и понятно. Теперь все стало сложным и запутанным.
И главное — кому верить? Ну вот — кому? Вавиле Силычу резона меня обманывать нет. Хозяину кладбища, впрочем, тоже. Если бы он хотел меня на ноль помножить, то сделал бы это куда проще и быстрее. На что ему такие крученые комбинации?
А после еще и совесть меня начала грызть. Нехорошо с подъездным вышло. Некрасиво.
И как апофеоз — мне захотелось выпить водки. Если бы не лень и действующее законодательство, то сходил бы в круглосуточный магазин и купил. Потому как от такой жизни не только слуги ведьмаков бухать начнут, но и сами ведьмаки.
На этой минорной ноте я бухнулся на подушку и уснул. Даже про то, что утро вечера мудренее, подумать не успел.
За ночь Родион не сменил гнев на милость. Когда ближе к полудню я, помятый и небритый, заявился на кухню, передо мной немедленно была поставлена тарелка с гречневой кашей, кружка со сладким чаем и тарелочка с нарезанным хлебом. То есть — все как всегда.
Но — молча! Ни слова. Ни лишнего жеста.
Хорошо еще, что у него родителей нет. А то бы добил меня мой мохнатый друг фразой:
— Ешь, а я к маме уезжаю. Нам немного надо пожить по отдельности.
Может, мне его и вправду на одноглазого Афанасия поменять? Этот-то точно истерить не будет.
Правда не факт, что станет готовить и помнить о том, что в чай надо положить три ложки сахара-песку. Ни больше ни меньше.
Родька помнит.
Кстати! О благотворительности! Чуть ведь не забыл.
Я хмуро глянул на слугу, который после этого ощутимо занервничал. Ну оно и понятно, думал поди, что я напрягусь, стану извиняться. А тут — на тебе. Суровый взгляд и ни капли жалости.
Правильно, так и будет. Я добрый, но где-то и беспощадный. Нечего мне сцены закатывать, мне их и без него хватило в свое время. И потом — бунты надо давить в зародыше.
— Смартфон мой принеси, — процедил сквозь зубы я и еще больше насупился.
Родьку явно раздирали противоречивые желания. С одной стороны, ему хотелось выдержать марку, с другой давил природный инстинкт подчинения.
Я легонько стукнул рукой по столу и топнул ногой по полу.
Коричневая молния скользнула в комнату и тут же вернулась обратно. К смартфону, протянутому мне, прилагались наполненные слезами круглые глаза и молчаливый вопрос: «Хозяин, ну как же так?»
— Дурак ты, братец, — я постучал ему костяшками пальцев по голове. — У меня друзей немного, но менять их на других я привычки не имею. Уж какие есть, такие пусть и будут.
Родька шумно и облегченно выдохнул.
— Я просто это… — затараторил он. — Просто от тебя же кем-то из наших пахло. Ну а вдруг? А если? Двоим при одном хозяине — это же никак! Это ж такое начнется, что ого-го! Знаешь, столько я про это дело рассказов слышал? Ух!
Я дернул его за ухо, привлекая внимание, а после сначала растопырил пальцы, а после сжал в кулак, как бы говоря: «Стоп!»
Родька тут же замолчал.
— Значит так, Родион, — веско сказал я. — Еще раз себе что-то подобное позволишь, и я буду вынужден принять соответствующие меры. А именно, оставлю тебя на месяц без телевизора.
Глаза моего слуги, и без того круглые, стали похожи на чайные блюдца среднего размера. Наказание для него было и впрямь жуткое, поскольку телевидение он полюбил всей душой. Ну или что там у него есть?
Причем ужас неподдельный, так как он наказание будет отбывать честно. Это дети покивают и дальше по-своему делать будут, пока родителей дома нет. Здесь все по-настоящему. Есть я дома, нет меня — он все одно будет выполнять мой приказ.
— И на тот же срок без газировки, — решил добить его я.
Да, жестко. Но по-другому никак.
Я глянул на смартфон, который держал в руке, но звонить никому не стал. Надо было
