Сплюнул, потому что во рту образовался донельзя мерзкий привкус железа. Слюна была красная от крови. Это, оказывается, краешек губы прикусил. Но именно эта боль меня и вернула в реальность, пелена ярости перед глазами стала спадать, а я – успокаиваться. Только накаченные адреналином мышцы требовали действия. Хоть какого-то. Да, больших сил стоило мне сдержаться, чтобы не начать действовать напролом. Но ничего, не последний день живем, я надеюсь… Крысеныш, видимо, что-то увидел в моих глазах и предусмотрительно отошел на пару метров. Я затянулся сигаретой во всю глубину легких, в это время послышался командирский бас:
– Зондер, что за шум, а драки нет? Чего разорался?
– Свежак мелкого кусача завалил!
– И?
– Он ему башку должен был по-любому снести, а тот как-то отскочил, я даже не заметил, думали, писец ежику, а нет, смотрим, он уже целый возле вон того тарантаса башкой вертит и поляну палит! Так это ладно, но он еще и почистил зараженного, а потом опять мародерить пошел, прикинь? Не, ты понял, старшой, другой бы в штаны накидал, сюда прибежал с криками «Мама!», а этот – как ничего и не случилось… И вот ты знаешь, командир, меня терзают смутные сомнения по поводу свежести нашего попутчика.
На меня смотрел ствол пистолета-пулемета.
– Что за хрень? – Это подошел Третьяк. – Зондер, ты не в курсе, что бывает за свежаков? И что за замашки такие муровские?
– А дело в том, что я не верю, что это све-жак! Уж больно прошаренный он для свежего! Сто процентов, как и говорил Шпуня, подсадной, и ни в какой он вертушке не был, с мурами заодно. Вот только как понял, что дело керосином завоняло, своих же подельников сразу к праотцам и, типа, честный свежак… У, завалю! – заверещал он, обращаясь ко мне и картинно передергивая затвор. Вот мудак!
– Что скажешь? – Гранит обернулся к Третьяку, не обращая внимания на разыгрывающееся действо.
– Это свежак стопроцентный, «крестный» – Цемент, правду ото лжи я различаю на раз, не так ли? – Дождавшись утвердительного кивка от командира, он продолжил: – А Зондер у нас много болтает, при этом ссыкло редкое.
– Да-а, – попытался было сказать что-то водила, но его жестом заткнул командир, который сам взял слово:
– Зондер говорит, мол, свежак мелкого кусача грохнул, споровый мешок почистил, а затем, как на прогулке, дальше по своим делам зашуршал. Опять же, двух муров с ходу завалил, по твоим же словам. Как объяснишь? С подставой вариант-то вполне логичный…
– А что тут объяснять? Еще и всяким демонам, которые даже не за долю работают, а за зарплату? Я тебе говорю, Гранит, и говорил: зачем брать ссыкунов на дело? Ты посмотри на него, все кругом спокойно – этот уже в штаны наложил, стволом, сука, трясет. – С этими словами он коротко и резко, без замаха ударил кулаком в штурмовой перчатке Зондера в голову, одновременно с этим левой перехватывая направленный на меня пистолет-пулемет и уводя его в сторону. Глухо отозвались пластиковые накладки при соприкосновении с челюстью водителя, тот покатился по асфальту, а в руках Третьяка осталось оружие.
– Видишь, какое это чмо? – Тот даже не сменил тона, вот это выдержка, а действовал так быстро и четко! Нет, с таким лучше дружить, ведь ничего в глазах не поменялось, ничем не выдал. Взорвался на раз! Не зря, ох не зря я сразу оценил опасность, исходящую от него. И Каштан такой же. – Оружие просрал… Тебя я только отчего-то, командир, все меньше понимаю!
– Объяснись! – прорычал Гранит.
– Я скажу тебе так: набрал ты в этот раз команду водил, которые… Вот если бы была засраная элита, эдаких элитных засранцев-ссыкунов, так они бы среди них были суперами! Особенно Зондер. Парнишка молодой, ничего так. К нормальным можно было бы отнести, если бы не последний их общий ход с просмотрами. Но они даже на долю не претендовали, тем вас с Москвичом и купили. Ладно, взял их баранку вертеть – сгодятся. Только на хрена их слушать, да еще и советами советоваться? Двадцать минут, я засек, вы тут чисто в демократию играли! Ты на спек случаем не подсел, а, командир? Вот откуда этот Зондер? Из Шестнадцатого сектора! Там четыре десятка деревенских домиков грузится, вокруг все чистится регулярно, так что никаких матерых тварей не было и быть не может. От простых пустышей его Вторая штрафная с крыши сняла, обдристанного и обоссанного. После он в Остроге только отирался, даже за Вторую линию не выходил. Сейчас под прикрытием Дохлера издалека наблюдал за большинством матерых зараженных… А что, хорошо путешествовать, когда в команде есть человек с таким Даром. Этот же мужик сразу, с ходу оказался в таком дерьме, в котором никто из нас не бывал! Изначально имею в виду, а так мы всякого уже насмотрелись, – поправился он, когда командир хотел уже возразить. – И я это знаю, я знаю, где и как каждый из нашей команды загрузился, где был и где не был! Второе: вместо нормального подхода к свежаку… тебе нассали в уши не будем показывать пальцем кто, мол, засада, подсадной! Ага, специально от большого ума к ресам в вертушку на эвакуацию, чтобы подсадить… Вот это, мать его так, внедрение, все просчитали, даже когда собьют этот долбаный геликоптер, а он вывалится удачно и на крыше окажется.
– Никто этого и не говорит! Речь про то, что он с мурами был, а как только почуял, запахло жирным писцом, перекрасился под свежего! Как он выжил?
– Правду ото лжи я как-нибудь отличу, и мы как раз с Каштаном на крыше нарисовались, когда муры, точнее один молодой, его под прицелом автомата держал. Олени только, вот и получилось у свежака воспользоваться моментом и «Зарей» заглушить! Дальше добил. И заметь, муры на крыше еще ничего не знали про нас и что мы уже умотали почти всех их. Они и на крыше-то нарисовались, чтобы самим остатки вертушки попалить и на цифру фот сделать для отчета перед Рихтером. Так-то! Или ты мне уже не веришь или Каштану?
– Верю я вам, верю, – недовольно пробасил тот.
– А вот я охреневаю от этих ваших постанов! – неожиданно рыкнул Третьяк. –
