— Так вызови его на поединок доблести и уложи на недельку залечивать раны. Лучше ты, чем кто-то другой, менее аккуратный, увидевший в нем достойного соперника для представления Богине.
— С ума сошел? С такими дурными помыслами вампир скорее уложит меня, даже если хуже владеет шпагой.
— Разве он плох для обоснования обычного поединка?
— Нет. Но сам я светиться не хочу, надо думать, с кем из людей его столкнуть.
— Только не перестарайся, еще одного международного скандала я не переживу.
— Не учи ученого, лучше свои обязанности выполняй. Твой посол, наверное, уже извелся от нетерпения. Извини, Астор, я тебя покину, и ты не стой, иди. Странно, что белавец сам не высунулся из комнаты на наши голоса, сильно ты его мурчианами запугал.
Услышав последнюю фразу, Ник понял, что больше не ощущает тяжести ни на груди, ни на ногах. Он открыл глаза, бегло осмотрел комнату, но зверей не обнаружил. И едва успел сесть, как дверь без стука распахнулась.
— Я за вами! — бодро заявил министр. — Все в порядке?
Парень кивнул и встал на ноги. Жаловаться почему-то не хотелось. Да и на что? Его ведь никто не укусил, не поцарапал, наоборот — обогрели и составили компанию. А что пришли без приглашения и удалились, не попрощавшись, так это, наверное, и к лучшему — меньше нервов и поводов для чужого зубоскальства.
В сопровождении министра посол вернулся в зал, поблагодарил чери Транта за вечер, откланялся и направился восвояси.
— Я завтра в полдень зайду! — бросил вслед Астор и в кои-то веки не стал навязывать свою компанию для того, чтобы пройти буквально до соседнего здания.
Однако Ник не питал иллюзий, что за ним никто не следит. Следят, и еще как! Хорошо, если все вещи в комнате за время отсутствия не перебрали. Вряд ли Ларион действительно бдит, он и не высунется, если в коридоре будут топтаться тариманцы. Но главное, что шкатулку для связи с Трианом он надежно запер в свой ларец. Там такой хитрый замок, защищенный магией отца, что открыть его никто другой не сможет, если Ник не пожелает. А он не пожелает — хватит им и возможности бегло протестировать содержимое заклинаниями во время переноски сундука, наверняка ведь не удержались.
Прогулочным шагом добравшись до посольства, Никоэль открыл дверь и замер на пороге, остолбенев. Весь холл оказался заполнен мерцающими в темноте иллюзиями в натуральную величину. Там были и вампир, впивающийся жертве в горло, и палач, рубящий голову на плахе, и висельник с вываленным наружу распухшим языком, и вцепившаяся добыче в бок мурчиана, и несколько пар дуэлянтов, запечатленных на финальной стадии битвы — один протыкал второго в районе жизненно важных органов. При этом имелась у всех иллюзий общая деталь: у умирающих персонажей сценок было лицо Ника, искаженное агонией близкой смерти. После такого единообразия мерцающие лужи крови на полу и отпечатки ладоней на стенах как-то не производили особого впечатления.
Посол аккуратно притворил за спиной дверь, благо что запнуться в темноте ему не грозило, и пошел дальше осматривать персональную выставку. В том, что она предназначена именно для его глаз, парень не сомневался. Запугивают. Понять бы еще — кто? И не слишком ли много для него чести? Он и представить боялся, каким запасом сил надо обладать, чтобы сотворить все это. Пожалуй, даже отец в одиночку не справился бы.
Никоэль в задумчивости потыкал пальцем в вампира, чем-то похожего на Роэна, и к собственному удивлению почувствовал, что в кожу будто сотни иголочек впиваются. Странно. Человек без дара не должен бы ничего ощутить, лишь воздух. Наверное, маги перестарались, готовя сюрприз. К чему все это? Его хотят выпроводить из Таримана, или это чья-то злая шутка? В первом случае лучше сообщить об угрозе Триану, чтобы тот начал искать государство, заинтересованное в войне между Тариманом и Белавией. А во втором — стоит разобраться самому, не беспокоя секретаря. Для шутки, конечно, слишком масштабно, но ничего исключить нельзя. Два-три тариманца или тех же мартнаильца из посольства в соседнем крыле вполне справились бы с задачей. Неужели вампиры, если это не их рук дело, ничего не заметили? Ник решил сначала сбегать к ним, опросить, обзавестись свидетелями, а потом искать Астора или хотя бы кого-то из гвардейцев. Однако тут его взгляд случайно упал на зеркало на стене, и он понял, что никуда не побежит. От нервного напряжения глаза стали совсем белесыми и пугающими, сделав лицо лишь незначительно привлекательнее множества окружающих образов. Если кто-то увидит его среди иллюзий, то примет за одну из них, изображающую угрозу слепоты. Нет, он не готов объяснять и доказывать, что все в порядке. Полночи придется отбиваться от лекарей и иных доброхотов.
Приняв решение, Никоэль зажег магические светильники под потолком. Как он и думал, иллюзии тут же начали тускнеть, истончаться и исчезать без следа. Ничего. Незачем чужим смотреть на эти непотребства, а секретарю он и без того найдет, что отписать. По крайней мере, дневное нападение точно нельзя назвать чьей-то шуткой. Шпагу с собой все-таки носить, что ли? Более компактное оружие — нож — вряд ли поможет при серьезном столкновении. Может, кроме бандитов, никто и не решится после сегодняшнего приема и предупреждения местного правителя вызвать его на дуэль? Просто он постарается быть вежливым и не нарываться. Да и фин Астор сделает все возможное, чтобы не допустить поединка, особенно поединка чести, из которого живым выходит только один дуэлянт, или поединка силы, где все средства хороши, лишь бы хоть магией, хоть клинком поразить противника. Или попробовать примерить кольчугу? Нет, не привык он к ней, пусть и дальше валяется в сундуке. А вот о возможности подарить подушку для задабривания черного пушистого разбойника стоит поговорить с министром уже завтра.
Зевнув, парень спокойно направился наверх. Утро вечера мудренее. Хотя дверь комнаты он запрет понадежнее, еще и подопрет чем-нибудь. Эх, вот сейчас он точно не отказался бы от мурчианы в качестве охраны, даже половину кровати запросто уступил бы. Вопреки всему Ник вдруг обнаружил, что огромных кошек опасается гораздо меньше, чем незнакомцев с ножами и шпагами.
