Ответственность за подобный шаг была огромной, но Никоэль не колебался. Хотя в словах министра и прозвучало сомнение в том, что он доживет до конца процесса, парень не собирался дать себя убить. Все враги перебьются! Не верил он, что Богиня столь жестока, чтобы не дать ему шансов в намеченном «белой нитью» поединке. Действительно, пора бы уже определиться с участком, а не создавать тариманцам дополнительные трудности. Через неделю, когда будут готовы экземпляры договора, для него ведь ничего не изменится, лучший участок все так же придется выбирать наугад.
— Белавия возьмет южные территории, — решительно объявил посол. — Я готов засвидетельствовать намерения королевской печаткой, если вы составите соответствующую бумагу.
— Сейчас составим! — чуть ли не подпрыгнул на месте фин Астор и быстро ринулся отвязывать лошадь. — Договор о намерениях, даже с учетом сложностей перевода, по нашему образцу писать максимум час. Надеюсь, вы согласитесь на это время побыть гостем во дворце? Ваш секретарь тоже может понадобиться в качестве свидетеля… для надежности.
— Мы согласны, — за двоих ответил Ник и кинул предупреждающий взгляд на Лариона, чтобы тот и не думал отпираться. После чего не удержался от небольшой шпильки: — Поехали, а то у меня уже уши горят от всех эпитетов, которыми наверняка меня кроют ваши соглядатаи за эту вынужденную прогулку. Им-то в кустах и на деревьях несладко, да и ползанье пузом по траве явно удовольствия не доставляет.
— С чего вы взяли? — попытался изобразить недоумение Астор. Однако номер у него не прошел, он был слишком честен и прямолинеен, несмотря на должность, и не умел правдоподобно играть.
— С чего взял, что ругают? Или с чего взял, что следят? — с усмешкой спросил парень.
— A-а, забудем, — махнул рукой министр. — Я ничего не спрашивал, вы ничего не отвечали.
Посол кивнул и решил проявить покладистость. Он забрал поводья лошади у Лариона, прицепил мешочек с травами к седлу и приготовился к обратному пути.
В итоге фин Астор очень торопился во дворец, Ларион еле плелся, желая как можно дольше оттянуть момент своего появления в тариманском обществе, а Никоэль разрывался между ними, то ускоряясь, то сдерживая вороного коня. Они растянулись цепочкой вдоль дороги, так что даже поговорить не представлялось возможным. Хотя парень с удовольствием расспросил бы о результатах дуэли министра с зелом Эдельлайном. Или он должен делать вид, что не знает о времени данного поединка? В суматохе событий Ник немного запутался, что ему честно рассказали, а что он нагло подслушал. Эх, а ведь он, как фин Астор, не привык лукавить, не было у него нужды тренироваться, выдумывая оправдания. Однако сообщать о том, что прекрасно понимает тариманский, немного поздновато, при нем состоялось столько приватных разговоров… Этак «директор тюрьмы» решит поменять и без того мнимую профессию на профессию палача, но на сей раз не номинально, а в действительности!
Сколько Ник ни оглядывался украдкой, а соглядатаев так и не обнаружил, хотя Астор ведь косвенно подтвердил их наличие. Впрочем, парень не возражал против того, чтобы за ним присматривали на улицах, главное, чтобы не в апартаментах. Почему-то ему не хотелось, чтобы кто-то узнал о ночующих мурчианах.
Астор первым нырнул в ворота города, следом с небольшим отрывом в Тааримаад въехал Никоэль, коего тоже пропустили беспрепятственно — стражи были те же, что и утром. Однако затем… За спиной парня раздался грохот, его лошадь встала на дыбы, так что он чуть не вылетел из седла. Тяжелая решетка почему-то упала, перегородив арку и едва не убив при этом нескольких приезжих. Это вполне можно было счесть случайностью, если бы, подняв взгляд от холки вороного, Никоэль не обнаружил, что прямо в него летит нечто черно-красное, сияющее и отнюдь не похожее на безобидный фантом. Шар выглядел почти материальным! И в том, что он спалит любое препятствие на своем пути, сомневаться не приходилось. Магический снаряд был так близко, что времени хватило только на бессознательный глупейший жест — поднять руку и вытянуть ее перед собой, словно намереваясь оттолкнуть пылающий «мяч» ладонью.
— Тысяча драконов! — ругнулся посол в следующий момент, почувствовав боль там, где не ожидал. В плечи сзади буквально на миг вонзились острые когти, пропоров кожу до крови. Под действием значительного веса Ник непроизвольно пригнулся и резко ткнулся носом в шею коня, подставив под заклинание макушку. Волосы должны были бы запылать первыми, но не запылали. Да и лишний вес с плеч куда-то исчез.
Выждав несколько томительных секунд, парень поднял голову, открыл глаза и обнаружил, что вокруг его тела, повторяя все конуры, словно немного просторная одежда, сияет белый с фиолетовыми крапинками шит. Он подобный у отца видел. Неужели Астор успел помочь? Никоэль нашел взглядом министра и стал свидетелем, как тот плотно зажмурился, распахнул глаза, опять зажмурился и опять посмотрел на него. Будто перестал доверять собственным органам зрения. О Богиня! Только пусть он сейчас не заявит, что тоже не различил деталей происшествия и не понял, что тут произошло!
Этим утром все столько упоминали о высшей сущности, что посол и сам не заметил, как к ней обратился.
— Вы живы? Что это было?! — воскликнул фин Астор, подъезжая ближе.
Вопрос был хорош. Проблема в том, что Никоэль собирался его же адресовать министру. Он мог бы подумать, что стал жертвой иллюзии, опять использованной для устрашения, или увидел галлюцинацию, надышавшись незнакомых трав, но… Иллюзии не расцарапывают плечи до крови, не имеют веса, а галлюцинации не являются двоим одновременно. А тут, судя по беготне стражи и любопытным лицам окружающих, заклинание видели почти все.
— Кажется, на меня покушались, — стараясь ничем не выдать пережитых эмоций, бесстрастно проговорил парень.
— Спуститесь с лошади и пригнитесь!
Спешившись сам, Астор попытался сдернуть посла вниз. Он настороженно оглянулся по сторонам и произнес фразу, которая, наверное, должна была бы прозвучать непереводимой игрой слов, но не прозвучала. Ник понял! И попытался запомнить, чтобы суметь воспроизвести. Хотя как послу ему сейчас полагалось бы оскорбиться всеми инсинуациями и физиологическими подробностями, на которые оказался щедр тариманец. Однако дипломат в Никоэле был в ступоре, поэтому он реагировал как простой человек — с пониманием. Даже самостоятельно покинул седло, чтобы не возвышаться над пешими горожанами, не изображать идеальную мишень и повторно не вводить преступников в искушение.